«Срочно, срочно связаться с Мохом и всей братвой, но… – думал Сашок, продвигаясь к заветному выходу. – Трубка-то осталась в комнате. Черт, вот ведь никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь…»
Осторожно ступая по полу, он нащупал дверную ручку, еле-еле приоткрыл дверь, как вдруг…
Дикий кошачий визг заставил его вскинуть автомат. От неожиданности Сашок чуть было не пустил очередь в темноту, но, вспомнив, что в доме жил здоровенный сиамский кот Тим, он этого не сделал. Черт с ним, с Ванчурой, но, если Сашок пришьет любимого котяру пахана, ему точно несдобровать.
«Прах побери этого чумного кота. Говорил же я пахану: не держи ты животных в доме, однажды они подведут тебя. Но Моху что-то доказывать бесполезно. Со слишком надоедливыми он сам разбирается… А того, с кем он разобрался, скоренько перевозят на новое место жительства – кладбище…» – размышлял Саша, осторожно переходя в коридор, а оттуда – в комнату.
Комнату заливал лунный свет, и Сашок неожиданно для себя обнаружил, что в доме он не один…
– Ты кто такой?!. – крикнул бандит человеку, сидящему в кожаном кресле, чей силуэт он теперь отчетливо мог рассмотреть.
– Э-э-х-х-х… – последовал невнятный ответ.
Сашок повторил:
– Ты чего тут делаешь?!.
На этот раз ответа никакого не было, и бандит снова взял автомат наизготовку. Шаг, еще один и еще. Теперь можно было рассмотреть того, кто так вальяжно расположился в любимом моховском кресле.
– Черт, это ты… Липан, что ли? – пробормотал Сашок. – Что ты тут, урод, делаешь?
Бомж, пьяница и ворюга Липан занимал самое низкое место в воровской иерархии. Он был наводчиком, прекрасным соглядатаем, если надо было за кем-то проследить. Вот и нынче вечером он следил за магазином и в случае чего должен был дать им знать. Он вполне мог бы войти в бригаду, если б не пил так безбожно. Подойдя вплотную к бомжу, Сашок ткнул его автоматным стволом в грудь.
– Дерьмо ходячее, это ты со своими собутыльниками порешил Ванчуру? Ну, говори же, наконец…
В появлении Липана многое для Сашка оставалось непонятным. Ни один нижнереченский бомж, находясь даже в последней стадии опьянения, не решился бы просто так, без ведома «хозяина» подойти ближе, чем на сотню шагов к забору дома Мохова, не говоря уже о проникновении на его территорию. Этого не позволяла себе даже милиция. А тут еще странная Ванчурина смерть…
– Ты что, гад, дури обкурился, что ли? – продолжал Сашок, присаживаясь напротив бомжа. – Ну, вонючка, я теперь тебе не завидую. Я даже Моха не стану дожидаться. – Может, чего скажешь в свое оправдание? – продолжил он. – А то Моху-то придется смерть Ванчуры объяснять.
Неожиданно Липан странно дернулся и, схватившись за ствол автомата, с силой рванул его на себя. Сашок на мгновение опешил, но этого хватило. В следующее мгновение бомж свободной рукой схватил его за горло и сдавил что есть силы крепкими, словно когти голодного хищника, пальцами.
– Ты что творишь, недоносок?!. – прохрипел Александр, превозмогая адскую боль, пронзающую его шею насквозь. – Мох тебе этого просто так не простит. Дерьмо собачье, на пахановские бабки, что ли, позарился, бомжара?!.
Тут он совершенно случайно посмотрел в глаза Липану. В них было что-то зловещее, тесно переплетающееся с чем-то более страшным, нежели чем само чувство страха. В них был умело спрятан голод. Холодный и угрюмый, жадный и неожиданный, как, собственно, само нападение на дом великого Мохова. Последнее, что успел увидеть Сашок, это раскрывающийся окровавленный рот Липана, зависший на секунду над его глазами…
