Профессор пишет, наблюдает, играет - страница 2
И профессор пошел ва-банк. Он сказал, что сейчас встанет с дивана и пойдет в «КосМосТелеком», получать интернет от них. Начальник технического отдела помолчал немного и попросил не уходить прямо сейчас, а подождать всего лишь до завтра или хотя бы пару часов. Он сбросил свои карты. Фолд.
Пот. Через два часа профессор получил смс. «Бим-Бом-Лайк» вернул ему 5 рублей 14 копеек за те сутки, что у него не было интернета. Профессор включил компьютер и обнаружил, что интернет у него подключен.
«Что ли в Сочи поехать, на покерный турнир записаться?» – подумалось профессору. Но он сразу отогнал эту дурную мысль. Ему же послезавтра в Монако лететь.
Профессор в парикмахерской
Профессор не любит ходить в парикмахерскую. Во-первых, сидишь, как дурак, обмотанный простыней, целых полчаса, вместо того чтобы что-то полезное сделать. Во-вторых, здесь, на родине, профессору никак не удается прилично и без стеснения дать на чай. Все как-то криво выходит. Но это все не главное. Его страшит вопрос, который сразу задают, как только он садится в кресло, иногда даже не закутав еще в простыню. Вопрос этот состоит всегда из четырех слов и одной интонационной запятой: «Ну, как будем стричь?» А откуда знать профессору, как будем стричь? Если бы его спросили, как будем лекцию читать или там как будем книгу писать, он бы внятно и подробно все объяснил. А после слов: «Ну, как будем стричь?» – он вжимается в кресло и бормочет что-то невнятное, вроде: «Ааа… как ээээ … сейчас ээээ …ну то есть короче». Без интонационных запятых. Нет, один раз, лет тридцать пять назад, у него был идеальный поход в парикмахерскую, ту, что была на улице Герцена, напротив здания ТАСС. Нет сейчас ни той улицы, ни той парикмахерской. А тогда парикмахерша, что взялась его стричь, так заболталась с коллегой, что забыла задать этот самый вопрос. И постригла, не переставая болтать, именно так, как ему и хотелось. Даже пробор сделала в правильном месте, а не ниже на два сантиметра, как все остальные. Он потом много раз хотел поехать стричься к этой самой парикмахерше, да как-то не случилось.
Ну да это давно было. А тут у профессора случился юбилей, который надо было отмечать с коллегами. И взбрела ему, профессору, в голову мысль пойти постричься в ту парикмахерскую, в которую он ходил ребенком, с шести лет. Закольцевать жизнь. Круто же?
Нет, не круто. Мало того, что молоденькая девчонка с черными, как кровь, ногтями сразу же задала этот самый страшный вопрос, так она под конец стрижки отрезала своими ножницами у профессора кусок уха. И профессор потом месяца три ожидал, что вот сейчас у него начнется какая-нибудь болезнь, которая через кровь и передается. И юбилей отмечал с пластырем на ухе.
А ведь сто раз читал у разных умных людей в книжках: не надо никогда никуда возвращаться.
Дело же писали.
Профессор и две вороны
Часть первая
Давным-давно, когда профессор совсем не был профессором, а был просто студентом, он взял и женился. Его семейная жизнь начиналась в съемной комнате в доме на Третьей Фрунзенской улице, на втором этаже, где из вещей были диван, стол, два стула и шкаф. Это всё важно для дальнейшего повествования, потом узнаете, почему. Именно в это время профессор начал учиться готовить разнообразные блюда, чему во многом способствовало то, что жена его была поэт. Не скажу, что поэзия и вкусная еда – две вещи несовместные, но попробуйте как-нибудь попросить знакомого поэта или художника пожарить котлеты или слепить пельмени. И увидите, что получится.