До встречи оставалось не так много времени, а ему нужно было принять еще одного пациента. Лифт плавно опустил его на два уровня ниже и тут же включил программу дезинфекции. В коридорах отделения приглушенный свет погружал в атмосферу спокойствия, а в хорошо освещенном холле еле слышно звучал ноктюрн Шопена. Навстречу Крещенскому засеменила его помощница, низкорослая пышная брюнетка Диана.
– А я уже Вас набираю! Пациентка ожидает в кабинете. Вся команда готова! Можно начинать? – низким сиплым голосом спросила она.
Пальто соскользнуло прямо в руки медсестры, а папка, пролетев по воздуху, плавно приземлилась на гладкий, сверкающий новизной стол. Казалось, что Виктор Арнольдович обладает телекинезом и предметы вокруг него двигались сами по себе.
В кресле напротив врача сидела изможденная молодая женщина. Несмотря на выраженное расстройство психики, ее худое лицо, с чуть заостренным прямым носом и голубыми глазами, было очень привлекательным: черные гладкие волосы доходили до плеч, а бледная, чуть прозрачная кожа контрастировала с темно-синим свитером. Ее тонкие пальцы нервно перебирали ручки лаковой сумки. Дорогие нейлоновые чулки сползли до самых лодыжек. Левая туфелька беспокойно отбивала степ на мраморном полу. Несчастная выдавила из себя что-то вроде «здрсте», и тонкие губы растянулись в улыбку-гримасу, наподобие той, которой люди сдерживали крик от обжигающей душевной боли.
Он коротко взглянул на монитор и бегло прочитал скупые сведения: Алина Андреевна Смилянская, тридцать два года, романист-филолог, замужем, дети – прочерк, рост – один метр семьдесят два сантиметра, вес – пятьдесят пять килограмм, некурящая, не вегетарианка. Жалобы: бессонница, сильнейшая усталость, отсутствие аппетита, головная боль, головокружение, тревога, страх. Заключение терапевта: депрессивное расстройство (знак вопроса). Жирным красным шрифтом выделено: последствия долговременного стресса – смерть ребенка.
Вот почему она в нашем отделении, депрессивный психоз, вызванный смертью близкого, показан для Программы замещения. В острой стадии? Разве только попробовать.
Глаза Алины под полузакрытыми веками блуждали из стороны в сторону и, казалось, рассматривали абстрактный узор на мраморных плитах. Она ерзала в кресле, открывала и закрывала свою сумочку, расчесывала неровно остриженными ногтями тыльную сторону ладони, отчего на белой коже проступали ярко-красные прерывистые линии, и сухо отвечала на вопросы психиатра. Но когда он спросил, как давно она потеряла ребенка, ее глаза широко открылись и выплеснули на него свою голубизну, замешанную на боли и тоске, а маленькие черные колючки зрачков вонзились ему в переносицу. Горе перелилось через край, мгновенно заполнило кабинет, гулко ударилось о стеклянную перегородку и зазвенело, как оборванная струна. Сухие потрескавшиеся губы зашелестели в тишине:
– Пять месяцев назад.
Крещенский перевел взгляд на монитор. Двадцать недель кошмарного ада, всепоглощающей душевной боли, которую она с готовностью поменяла бы на физическую. Спокойно, уверенно и профессионально вел он свою беседу с пациенткой, лавируя между ее отчаянием, безнадежностью и скорбью, ведя ее к тихому берегу покоя и безмятежности. Его гипнотический взгляд, уверенные интонации и запах терпкого парфюма успокаивали, а предложение прямо сейчас испытать на себе Программу не удивило, а вселило в нее надежду, что боль еще может уйти, и тогда…
