Помню, меня упорно преследовала мысль: “Не надо, не надо этого делать. Прочь от этой грязной канавы. На том берегу нет ничего, кроме разочарования и тоски”. Но что-то неотвратимо заставляло идти.
… Как происходит выбор? По спине пробегают мурашки. Возникает легкое головокружение. Мелькает силуэт. Кто-то подает знак. Что это? Судьба? Но что-то явно начинается. Я чувствую: вот она – последняя минута прежней жизни. Все кругом уменьшается в размерах, как будто удаляясь и маня за собой.
Интересно, какие чувства возникают позже, перед расстрелом… “дурак, какой же я дурак”. Или: “я сделал все, что мог”. И надпись на могильном камне: “Он пытался…”
… Что я увидел на другом берегу реки? Ничего такого. Хотя, не знаю, что-то все-таки изменилось. Шел дождь. Слишком много дождя, как в фильмах Тарковского. Дождь и чувство вины, как в книгах Моэма. Я сидел у окна и наблюдал за стекавшими по стеклу каплями. Они вздрагивали под порывами ветра и двигались зигзагами, сливаясь по пути, оставляя за собой серебристый след.
Что еще? Не помню.
Тогда я впервые почувствовал в себе способность оправдать любой свой поступок и придать мистический смысл тому, что я делаю. Даже своему проигрышу.
Да, я проиграл. Я сошел с подмостков исторического спектакля под плевки зрительного зала. Чтобы выиграть потом. Чуть позже. Ведь боги всегда выравнивают счет.
Я шел по городу в черном длинном пальто из тонкой шерсти, демонстрируя окружающим легкое высокомерие и полную уверенность в себе. Только моя жена знала, что цена всему этому – грош.
… Меня перестало волновать то, что думают обо мне люди. Уроды, господи, какие же все уроды! Бараны. Жизнь большинства из них не назовешь даже нормальной. Все только и думают, как уберечь свою задницу. Но получают именно пинком под зад.
Так им и надо! Видит бог, и я, наконец, поверю в возмездие».
Сделать из этой белиберды художественное произведение было крайне сложно. Мне пришлось переписать текст заново. Фактически я провела деконструкцию текста, проникла в его скрытые смыслы, выявила аллюзии и значения второго порядка. А потом сконструировала текст заново. До сих пор не могу понять, как мне удалось довести дело до конца.
Около года я изучала Древний Египет. Причем самые неисследованные страницы его истории – XXI династию. Египтологи, к которым я обращалась за консультацией, только разводили руками.
Потом мы с Виктором полетели в Эфиопию к Балкис. Это была красивая черная женщина с европейскими чертами лица. Я прочла сделанный ею перевод древнеегипетских рукописей, относящихся к нашей истории, но пообещала не разглашать тексты, пока они не появятся в научных изданиях. Поэтому книга пролежала на полке еще два года. Но тексты так и не были опубликованы.
В этой книге древнеегипетские тексты печатаются впервые. В оригинале они существуют в форме подстрочника на английском, латышском и немецком языках, поэтому содержат много языковых неоднозначностей, допускают нарушение привычного смысла слов, вызывают странные ассоциации. Я пробилась и через это.
Я постоянно ловила себя на том, что думаю о розыгрыше. Мне казалось, что все женщины в этой истории – одно и то же лицо, которое проходит через перечень ролей. И мужчины тоже. Когда я сказала об этом Виктору, он только пожал плечами.
Несмотря на абсурд начала 90-х, автор дневника передает ощущение реального мира того времени без языковых деформаций, что отдаляет от текста улицу, но приближает смыслы. Я сохранила этот стиль, в том числе и в описании Древнего Египта, хотя очень хотелось придумать для египтян необычные языковые выверты. В книге египтяне говорят на современном языке.
