Недавно они поменяли квартиру в спальном районе на квартиру в центре города. Высокие в три с половиной метра потолки, просторный холл, комната для домработницы, паркетные полы в елочку и наружные стены потолще крепостных. Входная дверь и дверь из кухни выходили на просторную лестницу.
Но главное – камин. Он всю жизнь мечтал о камине с открытым огнем, кресле-качалке и часах на каминной полке.
Марсо появилась в дверном проеме, вытирая руки кухонным полотенцем.
– Кушать будешь?
– Нет.
– По радио только что сказали, что ты проиграл.
– Конечно, проиграл. Но не эти выборы.
Марсо опустилась рядом с ним на ручку кресла перед телевизором. На ней был растянутый свитер того же оттенка серого, что небо за окном. Собранные на затылке и приподнятые над шеей густые светлые волосы, казалось, были готовы рассыпаться от малейшего прикосновения.
– Ну, что теперь? – спросила она.
– По-моему, все нормально.
– Нормально? Это ты называешь нормально. Из тебя сделали карикатурного злодея, над которым все смеются.
– Кто?
– Телевидение, газеты. Даже русская газета назвала тебя «бомбистом».
Марсо невидящим взглядом уставилась в темный угол комнаты. Голубоватый свет телеэкрана падал ей на лицо, делая его невыносимо печальным.
– Какой из тебя, к черту, политик, – вдруг взорвалась она. – Политики борются за власть. А ты? Размазываешь сопли. Если тебе не нужна власть, то надо, извини меня, заткнуться.
– Политика – это игра. Играть надо на стороне слабого. Игра на стороне сильного – полная бессмыслица.
– Политика ради политики? Лучше уж деньги ради денег, – Марсо закрыла глаза и помассировала виски. – И чего ты добился? Ты уже почти мифическое существо, кангар новейшей истории Латвии. Нет, ты даже не кангар. Тот хотя бы продался немцам. А тебя никто не покупает. Не нужен ты никому. Теперь ты враг народа, как и твоя бабушка.
Эдд вдруг почувствовал, что потерял интерес ко всему. Марсо права. Его бунт не имеет никакой конкретной цели. А последствия могут быть трагичными.
– Я не враг народа, – устало сказал он. – Я враг одной его части.
– Большей его части, – Марсо наклонилась и взяла его за подбородок. – Что будем делать? Ты хоть знаешь, что у тебя рубашка одета наизнанку? Бить будут.
Он убрал ее руку:
– Будем малевать черный квадрат и молиться.
– Я серьезно.
– И я серьезно. Лучше быть врагом народа, чем дерьмом в собственных глазах.
Марсо посмотрела на Эдда, как на больного.
– Ты ведешь себя так, как будто на твоем пути стоит не история, а мелкие хулиганы.
– Я веду себя так, как будто я и есть история. Шутка.
– А ты ведь действительно так думаешь.
– Хочешь отправить меня в сумасшедший дом?
– Давай уедем. Пусть им будет хорошо без нас.
– В Россию? Жить в нищете, встречать рассветы?
– Поверь моей интуиции. Твой отец всю жизнь хотел вернуться в Москву. Я это делаю не для себя, а для тебя, на себе я уже поставила крест.
– Никуда мы не поедем, – в голосе Эдда впервые прозвучала неуверенность. Он хрипло откашлялся и уставился на экран телевизора. Появились новые данные с избирательных участков.
– Ты совершаешь ошибку.
– Давай дождемся исхода выборов, – Эдд записал данные со своих избирательных участков в блокнот и брезгливо поморщился. – Ты же знаешь, как я не люблю что-либо обсуждать заранее.
Чтобы Марсо отстала, он сделал вид, что погружен в свои мысли. Да, в последнее время удача ему изменяет. Но из всех возможных неудач он выбрал самую щадящую, ту, которая не ведет к потере самоуважения.
