– Да, откуда я знаю. Щелкнуло что-то внутри – побежал…
– Щелкнуло у него, – наставляющим тоном передразнил его Саня, – в прошлый раз тоже у тебя щелкнуло. И что теперь собираешься делать? Телефон этот взял зачем? – он бросил визитку на стойку.
– Она, короче, не узнала меня! Или забыла даже. Я же говорю, такое впечатление, что просто увидела первый раз.
– А что, если она играет с тобой? Увидела в кафе, прикинулась, что забыла, и всё, – теперь выведет тебя на чистую воду, а с тобой и нас. Казанова, блин! Я бы на твоем месте не звонил ей. Забей и всё! Если действительно у неё память отшибло, то это даже и к лучшему.
– Не думаю, что она прикинулась, Саня. Откуда ей было знать, что я за ней побегу?
– Макс, короче ничего пока не делай. Приедет Андрюха, еще раз обговорим, хорошо? И не звони ей, понял, не звони! Пойдем лучше – выпьем. Расслабься пока! Давай, подгребай. – Кивнув, он спрыгнув со стула и исчез в пульсирующей под ритмичную музыку толпе на танцевальной площадке. Максиму танцевать не хотелось, но кружка пива уже побежала по венам, ударила в голову. Тело размякло. Он повернулся к бару.
Когда очнулся, его трясло и чёрным стеклом холодило лоб. Шея одеревенела и ныла от неудобного положения. Приоткрыл глаза: маршрутка. Как вышел из клуба, куда пропал Саня, что было там – все превратилось в какую-то черную и густую жижу; она в его голове кипела и пузырилась, как в чугунном адском котле. И найти в нём хоть что-то вменяемое, какой-то ответ, не представлялось возможным. Но может сверху упало, или появилось само по себе, – на поверхности чёрной бурлящей каши сверкнуло что-то. Кольцо.
«Я подарил кольцо?» – летучей мышью мелькнула мысль. Посыпались сразу, как фотографии, кадры, – всё в котёл – красные кресла, вино, Марина, обрывки слов, поцелуй… Воспоминания вспыхнули и закружились в вихре, легли на веки тяжелой дремотой – всё потемнело вокруг, и Максим заснул.
Фонари, скамейка, вечер.
– Не против, если присяду? – услышал он мягкий женский голос. Длинное льняное платье, вышитое по рукаву узорами. В ладошке маленький гребешок с резным рисунком. Её тонки пальцы тихонько гладят его, словно маленького котёнка. В глазах теплота и печаль, из-за чего хотелось умереть на месте…
– Леся! Это ведь ты? – выдохнул Макс.
– Конечно. Здравствуй, Максим.
– Ты узнала меня? – Она улыбнулась, а по его спине побежала капелька пота.
– Ты простишь меня? – сорвался вопрос. Губы дрожали.
– За что, Максим? Мне не за что тебя прощать… – Она дотронулась до его ладони.
– Я сожалею, я очень сожалею…
– Перестань, Максим, ты же видишь, что все хорошо. Ты видишь?
– Не знаю.
– Пойдем!
– Куда? – Он как завороженный смотрел на нее – это она была там в кафе.
Она поплыла, не касаясь земли ногами. Оглянулась еще раз, поманила рукой и стала таять в сумерках вечера. Последний раз увидел её улыбку, такую близкую и в то же время далёкую. Поднялся. Нет, словно взлетел, и ноги сами собой понесли за зыбкой фигурой. Леся…
– Эй, брат, приехали. Конечная! – громкий окрик вырвал Максима из сна. Водитель маршрутки повернулся в его сторону и ждал когда он окончательно придет в себя. За окном, нескольких кварталах от остановки, черной башней возвышалась его девятиэтажка. Максим, кутаясь в тонкую куртку, выпрыгнул из машины и поспешил в сторону дома. Его мутило.
Глава 5
После гибели дочери Анна Николаевна уже год жила одна. От бесконечного горя высохла вся, постарела: прибавилось морщин на лице. Волосы покрылись изморозью седины. Когда слёзы закончились, по вечерам гасила свет в доме и подолгу сидела в темноте – слушала тишину.
