Прогулки по прошлому и настоящему. Рассказы. Эссе - страница 13

Я закрыла глаза. Она прошла, божественна и совершенна. Кто это? Красивее ее, тонкой и светлой, в легких одеждах, никого не было на свете. Мысль, что мне никогда не быть такой, промелькнула в сознании. Она подняла голову выше, и, присмотревшись, я узнала в ней себя. Тогда я подумала, что это моя смерть. Но позже мне были даны знания о моем Высшем «Я». Когда играла скрипка, неземное тело отделялось от земного и улетало в пространство. Музыка умолкала, а тело тащилось по городу, чужое и ненужное мне.

Я отложила листочки и подумала о том, что я свое Высшее «Я» видела несколько раз. Оно всегда прекрасно.

Мы сидели за продолговатым столом и переставляли шахматные фигуры на доске, кидались ножами, играли на скрипках. Так проходил вечер. Больше всего мне нравилось слушать шумы словодождей. Однажды он сел рядом, и его колени касались моих. Черные джинсы, отстроченные белыми нитками по бокам, приблизились к моим ногам как бы случайно. И я почувствовала, как искра прошла по всему моему телу.

Человек-поэт пригласил меня на семинар. В доме народного мыслетворения собрались молодые играющие в слова. Вначале было общее собрание, потом все разошлись по комнатам. Человек-поэт в свитере с кленовым листочком восседал во главе стола. Я радовалась миру, людям и главное – тому, что он напротив меня и можно видеть его вот так близко целых пять часов. Когда мной были прочитаны мои стишки, учитель сказал присутствующим: «Ну вы, наверное, поняли, что И. незаурядный поэт».

Облокотившись на перила, стоит человек в черном костюме, но у людей не бывает таких глаз. У него нет зрачков, а все глазное яблоко темно и светится неестественным блеском. Мы беседуем. Потом в ярких красках в нежном воздухе я бью моего нового знакомого палкой, прогоняя от себя, потому что он не человек. Углеглазый исчезает. Мельтешение прохожих. Я бегу по коридору и спрашиваю: «Вы не видели странного мужчину с черными углями вместо глаз?».

– Где ты? Вернись!

Зачем он нужен мне, я не понимаю, но чувствую, что без него уже не могу.

Анна Ивановна, блокадница, про которую злые люди говорили, что она съела ребенка, хранила в ящике своего рабочего стола черно-белое фото, разрисованное фломастерами. И там же было обнаружено завещание – поместить это фото на памятник после ее смерти.

Разбор моих стихов в зеркальном доме

О, этот разбор моих стихов в волшебном замке. Конечно, c меня сбили эго. Поэтесса Даша, тургеневская девушка с небесными глазами и русыми волосами, окруженная молодыми умниками, сказала с усмешкой: «Гениально». Это «гениально» так ранило меня, что я проносила его с собой в сердце долгие годы. Она была загадочная, красивая, развитая не по годам, но не понимала, что ей с ее темпераментом нельзя подражать Марине Цветаевой. У Марины ритмика идет от переизбытка чувств и энергии внутри, от задыхания от любви. А у Даши другой темперамент. У нее все идет от ума. И любви вселенской совсем не хватает. Почему я все понимаю у Марины и ничего не понимаю у молодой поэтессы? Мы встретились с ней уже после ее смерти в тех мирах, куда я пришла ненадолго в гости. Сидели на деревянной скамейке. Она обнимала меня. И я обнимала ее. Мы плакали. А тогда сочинительница смотрела свысока своего раннего развития. Молодой человек в бархатной попоне «под князя», влюбленный в поэтессу Дашу, сказал поучающе: