***
«Съездил сейчас в Ашан, накупил продуктов на десять тысяч. Потом к приятелю, он черную икру толкает всего по 7 тысяч за баночку, люблю. Купил вот жене на 8 марта вазу богемского стекла, цветы заказал, букет привезут утром с курьером. Сверху пару тысяч и никаких забот. Удобно. Сейчас поеду Петьке, – он кивнул на бульдожку Петру, – немецкие ботиночки покупать». Попрощался с нами и пошел, потянув за поводок белобрысую упрямицу. Мы, трое пенсионеров, угрюмо рассматривали своих четвероногих босоножек. А те завороженными взглядами провожали уходящую Петру. Воцарилось молчание. И надо было бы что-то сказать для приличия, но темы не находилось. «Ладно, – сказал бывший главный техник местной ТЭЦ, а ныне пенсионер, как сам себя окрестил, „дворового масштаба“. – Пойду». Старушка колли поднялась за хозяином. «Так, о чем это мы?» – попытался я как-то реанимировать беседу, которую мы вели, когда к нам подошел хозяин Петры. «Ни о чем», – не очень вежливо ответил другой пенсионер, бывший майор-ракетчик, проживающей с женой, дочерью и малюткой-внучкой в двухкомнатной квартире. И, свистнув свою двортерьершу, удалился сердитым шагом. Мы с Чарой остались одни. «Ты любишь черную икру?» – спросил я собаку. Она перебрала лапками и что-то пискнула, в смысле – не очень. «И я не очень. Так в чем же дело?!» И пошли мы домой.
***
У меня над головой с утра до вечера идет рабочий процесс. Чара забилась под стол, лапами морду прикрыла. И уже не лает. Чего лаять, когда своего лая не слышишь. Судя по долбежу, сверлежу, визгу пил и мощному мату, со стапелей готовятся спускать «Гото Предестинацию», первый линейный корабль русского флота. Будь там что-то иное, ей—богу, давно бы уже поднялся туда с огнеметом. Но мысль о том, что терплю ради великого дела, утишает мою ярость и заставляет лишь сопереживать – успеют ли к 27 апреля, как установил Государь? Нынче стоим с соседом на лестничной площадке, погоду обсуждаем. Смотрю, поднимаются четверо бородатых мужиков, на плечах корабельная пушка. «Последняя, – спрашиваю, – пятьдесят восьмая?» – «Она самая, батюшка, – отвечает один, – она родимая». И посветлело у меня на сердце – скоро, значит, конец. А сосед и ухом не повел, все про похолодание талдычит. Ему-то что, не над его головой мощь Российского флота закладывается.
***
В твердом уме и ясной памяти, будучи ни в одном глазу, я встал на гироскутер. Уговорили ребята, с которыми по вечерам гуляем с собаками. Они так лихо носились вокруг школы, что любопытство над трезвым расчетом взяло верх. Человек не тупой, я усвоил короткий инструктаж и водрузился на доску. Сначала одной ногой, потом второй, постоял столбиком, втянув живот, и качнулся вперед… В сущности, ничего хитрого. Главное для таких, как я, не разгоняться. Чара бежала сбоку, завернув голову в мою сторону, и заполошно лаяла. Потом мы с ней долго сидели на скамейке в тихой аллее, и я переживал свои новые ощущения. Что-то подобное, наверное, испытал мой далекий предок, впервые вступив на плавающее бревно. Оказывается и так можно передвигаться! Ни по возрасту, ни по здоровью, ни по деньгам мне уже не было дороги на эту орбиту. И все же я там побывал. И к великому множеству транспортных средств, коими пользовался во всю свою жизнь – от самоката на подшипниках до атомной подводной лодки – прибавил и это чудо техники. А весь вид Чары говорил: «Ну, Вова, я уже было простилась с тобой!». Ничего, смешная собака, мы еще полетаем. Мы еще удивим старушек на скамейках. И самих себя.
