Происхождение марксистской психологии - страница 30

В итоге Саводник приходит к выводу: «Приходится признать, что, несмотря на выдающиеся достоинства своего труда, являющегося во многих отношениях солидным вкладом в нашу психологическую литературу, г. Челпанов только лишний раз показал, что всякий оппортунизм, даже научный, не удовлетворяя никого из тех, чьи интересы он стремится примирить, создает для своих представителей крайне неудобное и неловкое положение, страдающее отсутствием необходимой определенности. К сожалению, такое именно положение и занял г. Челпанов – между Сциллой нативизма и Харибдой эмпиризма» [48, с. 648].

Рецензии Н.Я. Грота и В.Ф. Саводника сейчас интересны для нас тем, что в них отмечаются те особенности индивидуального стиля деятельности Челпанова как ученого и философа, которые у него будут видны и в дальнейшем. Особенно бросается в глаза отмеченное Гротом и Саводником стремление Челпанова при рассмотрении сложных теоретических проблем не столько обострять, сколько примирять выявленные противоречия и крайности, избегая при этом ясной формулировки собственной позиции. В содержательном плане хотелось бы обратить внимание на то, что по крайней мере один из уроков Н.Я. Грота – как можно более четкое проведение границы между философской и собственно психологической постановками обсуждаемой теоретической проблемы – не прошел для Челпанова даром. Мы имеем в виду тот факт, что в 20-е годы в ходе марксистской дискуссии Челпанов твердо стоял на постулате о принципиальной независимости психологии от какой бы то ни было философии, в то же время не отказываясь от рассмотрения содержательных связей и отношений между ними (философия в роли «надстройки» и «подстройки» для психологии и т.п.).

Еще одной важной вехой в научной биографии Г.И. Челпанова являлась организация Психологической Семинарии (при изложении этого события многие авторы не всегда точны, употребляя более привычное выражение «психологический семинар» или «семинарий»). Исходным толчком явилось решение, принятое на заседании Совета Киевского университета 24 февраля 1895 г. В протоколе этого заседания отмечалось: «Слушали: предложение г. Попечителя Киевского Учебного Округа от 19 февраля 1895 г. за № 1224 о рассмотрении и обсуждении в Совете Университета Св. Владимира присланной г. Министром Народного Просвещения от 22 января того же года за № 1746 копии с заявления историко-филологического факультета одного из Университетов об учреждении при факультете «Кабинета экспериментальной психологии».

Определили: для предварительного обсуждения передать в особую комиссию, в состав которой назначить ординарного профессора Сикорского, экстраординарного профессора Де-Метца и Гилярова, приват-доцентов Курчинского, Челпанова и Трубецкого» [43, с. 5].

Официально Психологическая Семинария при кафедре философии начала функционировать спустя почти три года. На заседании 27 марта 1898 г. среди прочих было заслушано предложение г. Попечителя Киевского Учебного Округа от 29 декабря 1897 г. о том, что «г. Товарищ [т.е. заместитель. – С.Б.] Министра от 16 декабря за № 32783 разрешил учредить психологическую семинарию при кафедре философии, согласно ходатайству профессоров ее, Гилярова и Челпанова, с назначением на ежегодное содержание сей семинарии по 250 руб. из специальных средств Университета» [46, с. 7]. Отметим, что в конце XIX в. семинарии для университетов России уже давно не были редкостью. Параграф 96 университетского устава гласил: «При историко-филологическом, физико-математическом и юридическом факультетах устраиваются практические упражнения студентов под руководством профессоров (семинарии), с необходимыми притом учебными пособиями. Правила, на основании которых учреждаются сии упражнения, устанавливаются министром народного просвещения» [39, с. 48]. Необычным было лишь то, что семинария была учреждена при кафедре философии, имея к тому же явный психологический уклон.