Происхождение марксистской психологии - страница 7



Таким образом, Ананьев, как и Теплов, формулирует логически противоречивую позицию: с одной стороны, выдвинутые Корниловым положения «не могли правильно решить поставленную им задачу марксистской перестройки психологии», с другой – эти же положения сыграли «важнейшую передовую роль» [2, с. 48]. Эту двойственность Ананьев пытается устранить или, по крайней мере, объяснить, апеллируя к конкретно-историческим условиям: тогда, в 20-е годы, взгляды Корнилова были прогрессивными, но сейчас, в конце 40-х, мы понимаем несовершенство этих взглядов. При этом вся прогрессивность Корнилова сводится к двум моментам: во-первых, надо было разгромить Челпанова, и Корнилов это сделал; во-вторых, Корнилову удалось этого достичь благодаря лозунгу марксистской психологии. Тем самым неявно подразумевается, что марксизма даже как лозунга хватило, чтобы сокрушить Челпанова, но только значительно позже, в 1931 г., стала ясной недостаточность марксистской психологии Корнилова.

Оценка роли Корнилова в разгроме Челпанова у Ананьева довольно обтекаема: признается «чрезвычайная энергия и непоколебимость в этой борьбе», но устранил Челпанова не столько Корнилов, сколько некий «стремительный ход развития новой советской психологии» [2, с. 48]. Тем самым Корнилов у Ананьева вовсе не характеризуется, например, как «возглавивший борьбу», а оценивается как представитель лишь одной из сил, разрушивших идеализм в психологии. Обращает на себя внимание, что в самом начале статьи Ананьев особо подчеркивает значение школ Бехтерева и Павлова в борьбе против Челпанова. Как и другие авторы, Ананьев дает весьма суровую оценку марксистским идеям Корнилова, а Челпанова почти полностью третирует. Из статьи Ананьева мы узнаем о существовании «ряда брошюр полемического характера» Челпанова (Теплов и здесь более конкретен, говоря о пяти брошюрах). Конкретный анализ дискуссии (аргументы, цитаты, соотношение сил сторон и т.д.) у Ананьева отсутствует, изложение идет на уровне общих слов. Как и другие авторы, Ананьев в оценках дискуссии идет не «изнутри» ее, а извне, исходя из общего представления о 20-х годах и идеологической расстановке сил в этот период.

Г.С. Костюк в статье [34] указывает, что в 20-е годы в психологии шла критика идеализма, но с позиций устаревшего, домарксистского материализма. При этом рефлексологи «отрицали правомерность самой психологии как науки. Против этой мысли выступил Корнилов, справедливо указывая, что она не имела и не имеет ничего общего с марксизмом, и обосновывая необходимость построения марксистской психологии. В этом его безусловная заслуга перед советской психологией» [34, с. 57]. Эти слова интересно сопоставить с тем, что в статье Ананьева [2] борьба Корнилова против Челпанова рассматривается как часть совместной борьбы, которую вели против Челпанова также школы Павлова и Бехтерева. Подчеркивание Ананьевым в рефлексологии Бехтерева прежде всего прогрессивных черт и сближение в описании борьбы позиций Бехтерева и Корнилова (причем Корнилов вписывается в контекст бехтеревских прогрессивных идей, но не наоборот) нельзя понять, если не учитывать, что до 1931 г., до статьи [1], Ананьев был учеником и последователем Бехтерева.

Как и другие авторы, Г.С. Костюк формулирует тезис о том, что ошибки К.Н. Корнилова стали понятными только к началу 30-х годов. Имея в виду период 20-х годов, Костюк пишет, что «уже под конец этого периода, в год великого перелома, стало ясно, что не только рефлексология, но и реактология, которая выдавала себя за марксистскую психологию, была далека от удовлетворения тех требований, которые были поставлены ей советской жизнью» [34, с. 58]. Впрочем, Костюк бросает упрек и в адрес критиков Корнилова, отмечая, что критика в 1930-1934 гг. не вскрыла до конца тех антинаучных концепций, которые были заимствованы советскими психологами у буржуазной психологии.