– М-да, – протянув, старик удалился наверх, в свою комнату.
Лишь одного он не заметил в тот момент: в одном из проходов стояла Маша. Она видела всё. И направилась вслед за дедом. Девочка остановила его до того, как он закрыл дверь.
– Стой, старый, что это было? – спросила Маша, одернув деда за рукав.
– Что? – Александр Валерьевич обернулся. По его лицу можно было понять, что внучка застала его врасплох.
– Ты сжег письмо…
– Я не смог расстаться с ним на похоронах… – тяжело выдохнув, пробормотал старик.
– Неправда, я лично видела, что ты все сделал, как надо. А это другое письмо. Я ведь только что тебе его принесла, – загнала в угол деда Маша.
Паша закончил с посудой в момент, когда сверху, из комнаты Александра Валерьевича, донеслись крики. Затем раздался звук разбившегося стекла.
– Господи! – перепугалась Оксана Леонидовна. Она резко взглянула на сына. Ей показалось, что он по неосторожности разбил одну из её бесценных тарелок.
Когда женщина поняла, что это был не Паша и, завидев в проходе не менее шокированную Настю, они втроем вместе кинулись вверх по лестнице. В проходе, который вел к комнате Александра Валерьевича, лежала Маша. С ее подбородка стекала кровь. Рядом стоял дед, рука которого также кровоточила. В ней он сжимал осколок от того, что ещё несколько секунд назад было стаканом.
– Я… я… – хотел было оправдаться старик, но внезапно передумал и закрыл дверь.
– Какого черта!? – в бешенстве крикнула ему Оксана Леонидовна.
– Что произошло? – спросил у своей сестры Паша. Его голос был удивительно спокойным.
– Старик совсем с ума сошел! Гоните его прочь из этого дома! Довольно! – всхлипывая, завосклицала Маша.
– Только не это… – опустошенно пробормотал её брат.
– Что не это? Ты совсем дурачок? – закричала вытиравшая подбородок сестры Настя.
– Дожил старый до дурных лет, – хоть голос Оксаны Леонидовны и дрожал, она произнесла это достаточно твердо. – Но с ним разберемся чуть позже.
Вдова помогла рыдавшей девочке подняться. Потихоньку они спустились вниз. Настя шла впереди. Она слушала напоминания матери о том, где лежит аптечка. Паша так и остался в проходе. Он думал о том, что ждет теперь деда. С момента смерти отца его судьба была в руках Оксаны Леонидовны. Вчера Александр Валерьевич напился, а сегодня – такое! Мальчик решил не тешить себя ложными надеждами и просто ушел в свою комнату, где его эмоции-таки дали о себе знать – он заплакал.
Глава 8
Следующие несколько дней Оксана Леонидовна провела в сложных раздумьях. С одной стороны, было понятно, что дальше так продолжаться не может, с другой – поведение деда резко изменилось: он начал исправляться, хоть и говорил, что ему плевать, выгонят его или оставят. Оксана Леонидовна понимала, что общение с внуком крайне важно для старика. Для Маши стало очевидно, что Александр Валерьевич её ненавидит, так что она была не против даже самого сурового и жестокого наказания, а Настя негодовала с того, что дед все никак не извинялся. Однажды ей показалось, что это вот-вот случится, но дед, подошедший к Маше по какому-то поводу, так и не произнес ни слова. Он становился все более замкнутым, представлял из себя, как выражалась Настя, «цветок, солнцем которого был Паша». Мальчик чувствовал влияние сестер и матери на его общение с дедом. Пару раз он просил того извиниться, но Александр Валерьевич тут же замолкал и отказывался продолжать разговор. Паша чувствовал, что старику стыдно, но также ему казалось, что за этим чувством скрывается нечто большее. Дед многое ведал внуку о городе, но каждый новый рассказ становился все длиннее. И не от количества информации, а из-за скорости повествования. Старик, бывало, мог и вовсе остановиться в процессе. Он думал всё чаще и больше, но Паша не понимал, о чем. То же касалось и эмоционального состояния старика. Мальчика, который мог лишь догадываться о том, что происходило с Александром Валерьевичем, бросало в дрожь от одной мысли о том, что его дед, с которым он так много и часто общается, думает о том, что ждет его там, за границей мира живого.
