– Я так и думала. Мой братец наконец влюбился.
– А что? Мне девятнадцать, имею право.
– Да боже, кто же спорит. Она хорошенькая. Главное, чтобы стервой не оказалась.
– Не, – скривился Рома. – Не похожа она на стерву. Что-то мучит её, но мне кажется, она хорошая.
Катя взяла небольшую паузу, после чего тихо произнесла:
– Мне кажется, нас всех что-то мучит.
Рома не ответил. Он с пониманием посмотрел на сестру, но ничего не ответил.
Что касается их двоих, то он даже не мог представить, что на душе у сестры. Зато он прекрасно помнил причину, по которой его бросало из крайности в крайность. Причину, по которой он периодически искал приключения на свою пятую точку. Более того, всегда старался брать с собой ещё и сестрёнку.
Они с детства росли в непростой семье. Неблагополучными их нельзя было назвать, наоборот – родители им ни в чём не отказывали. Но периодически на отца находили приступы ревности, с которыми он никак не мог справиться. Чувство собственности у него было не просто обостренным, оно было гипертрофированным. Настолько гипертрофированным, что его не смущало даже то, что по идее детям был просто необходим свежий воздух. Но нет же, по мнению отца, маме присутствие коляски вовсе не мешало пялиться на других мужчин. К тому же, на детских площадках обитали другие мамочки, которые могли плохо повлиять на неё. Они могли вовлечь его любимую женщину в свою секту неверных жен, даже несмотря на то, что гулящих среди них почти не было. И вот такое же приблизительно у них было и детство.
Справедливости ради надо признать, что так было не всегда. Иногда отец был сама доброта. Он баловал всю семью и поездками, и недешёвыми подарками. Как будто хотел откупиться за те внезапные приступы, которые иногда с ним случались. Иногда Рома, как самый старший, слышал каким нежным тоном папа извиняется перед мамой. Катюша была тогда совсем ещё маленьким ребёнком, и просто не могла этого запомнить. Да и по большей части девочка проводила время в гостях у дяди с тетей, так что половины таких скандалов она даже не видела. И не слышала.
Но зато Рома впитывал это за них обоих. И несмотря на то, что он сам был старше сестры всего на два года, уже в том возрасте много чего понимал. И когда случилась эта авария, он частично винил в этом отца. Ведь если бы не его очередной приступ ревности, мама не бросилась бы на улицу, пытаясь убежать от его гнева. И не стала бы перебегать дорогу в неположенном месте, да ещё и перед грузовиком, мчащемся на большой скорости. Но всё же, изменить уже ничего нельзя было. Что было, то было. И маму уже не вернуть.
– До сих пор не можешь её отпустить? Двенадцать лет прошло.
Рома встрепенулся.
– Не понимаю о чём ты.
– Мама. Папа говорит, что ты всё время хмуришься, когда вспоминаешь её.
– Если бы ты хоть что-то помнила, – прежде чем подняться на второй этаж, Рома посмотрел на лестничный пролёт, уходящий ввысь, – ты бы меня поняла.
– Я прекрасно помню её, – улыбнулась Катя. – Просто вам об этом не говорила.
– Вот как, – Рома на несколько секунд остановился, когда под ним опасно хрустнула ступенька. Но вскоре снова продолжил подниматься, ступая более осторожно.
– Ну, вы же меня так тщательно охраняли от этого, что мне стало неловко. Не обязательно всем знать, что я первые несколько лет проревела в подушку. Я должна была оставаться весёлой и беззаботной, я ей и оставалась.
