– Тогда почему ты уехала? Они что, угрожали твоим сестрам? – Его голос смягчился, но глаза за стеклами очков полнятся нетерпением.
– Нет.
Тогда им была нужна только я, а не Маура или Тэсс. Я умоляла их забрать в монастырь Мауру – в конце концов, она именно этого и хотела, к тому же тогда ей пришлось бы расстаться с Еленой, – и позволить мне остаться дома с Тэсс. Они не согласились. Сказали, что ведьме моего калибра место в Сестричестве.
Эти воспоминания заставляют меня поежиться.
– Ради того, чтоб мы были вместе, мама отказалась от книжной лавки. От дела всей ее жизни, от отцовской мечты. А я вступил в Братство, которое мне ненавистно. Я сделал это ради тебя, а ты… ты уехала, как будто все это ничего не значит. – Финн говорит все громче и громче; в конце концов он отворачивается от меня, вцепившись затянутыми в перчатки руками в кованые железные ворота.
– Прости. – Конечно же, этого совершенно недостаточно. Я засовываю руки поглубже в карманы, чтобы ненароком не потянуться к Финну. – Я не уехала бы вот так, по собственной воле. Я надеялась, что они дадут мне возможность все объяснить. Я ни за что на свете не хотела сделать тебе больно.
– Но сделала. И сейчас делаешь. – Он снова поворачивается ко мне и понижает голос: – Объясни сейчас. Ты просто обязана это сделать.
Я смотрю мимо него на темные окна монастыря.
– Не надо бы нам стоять тут в таком открытом месте, – говорю я, увлекая его от ворот в глубь сада.
Ветви самшитовых деревьев покрыты кружевами инея. Мы забираемся в укромный уголок, где свежо и тихо. Трудно представить, что он находится посреди огромного процветающего города, – такое место могло бы быть где угодно.
Мысль о том, чтоб сказать Финну правду, переложив на его плечи ужасное бремя истины, ненавистна мне, но, возможно, будет лучше, если он узнает, что поставлено на карту. Он должен знать, какой опасности подвергается всякий раз при встрече со мной, и решить, готов ли пойти на такой риск. Пусть даже во имя любви.
Страх перед его решением никак не противоречит моему желанию обезопасить любимого.
– Они угрожали не моим сестрам, – шепчу я.
– Значит, отцу? – спрашивает он, но я качаю головой. Это понимание бьет его наотмашь, его лицо искажается, он закрывает глаза. – Они угрожали мне.
– А еще они сказали, что донесут на твою мать. Или на Клару. – Меня душат слезы, поэтому голос звучит словно воронье карканье.
– Проклятие, – бормочет Финн и бьет ладонью по высокой каменной стене, которой обнесен монастырский сад. – Ты должна была рассказать мне. Вместе мы бы что-нибудь придумали. А теперь мы оба торчим в этом городе, и половина его населения охотится за тобой, а Братья сжигают на кострах книготорговцев. Я чуть было не украл лошадь и не уехал домой. Я до сих пор порываюсь это сделать.
– Это только навлекло бы на нас еще больше подозрений, – говорю я, делая шаг вперед. Теперь я почти касаюсь его руки, почти ощущаю тепло его тела.
– Знаю, – огрызается Финн, и я отступаю обратно. – Я не могу покинуть Братство. Уж поверь, я размышлял на эту тему.
– Прости, Финн. Мне очень жаль, что все так сложилось. – Я не знаю, что тут еще скажешь.
Он запускает руку в волосы.
– Я так тосковал по тебе! Я не понимал, почему ты уехала, и это почти свело меня с ума. А дела в Чатэме идут все хуже и хуже. Они – мы – в прошлом месяце арестовали двух девушек. И такое происходит повсюду в Новой Англии. Харвуд переполнен невинными жертвами.
