Потянувшись, Кай встал со скамьи и вернулся в дом. Свеча на кухонном столе почти догорела и уже пощелкивала истлевающим фитильком. Он достал с полки над очагом масляную лампу, зажег фитиль от свечного огарка и скромное жилище тут же ярко осветилось мягким ровным светом. Он обратил взгляд на кровать, отец лежал тихо и недвижимо, устремив пустой взгляд на закопченный потолок. Кай с тяжелым сердцем, уже предчувствуя, что увидит, подошел ближе.
Отец не дышал. Его тонкие губы были чуть приоткрыты в последнем вздохе, а глаза совсем ввалились. Он жил тихо и незаметно, так и ушел.
Кай провел рукой по холодному лицу отца, закрывая ему глаза, и опустился на пол рядом с кроватью. Только что из жизни ушел единственный родной ему человек, но почему-то в душе не было боли, только тоска и дикое, сжимающее сердце одиночество. Отец, наверняка любил его, но Кай никогда не чувствовал от него отеческой ласки, скорее нездоровую чрезмерную опеку. Может, потому что отцу пришлось воспитывать его без матери и он просто не знал, как показать свою любовь. Он был заботливым, внимательным, чутким, но не более. Все двадцать лет он просто был рядом. Кормил, одевал, следил, учил грамоте… и никогда ничего не рассказывал про свою прежнюю жизнь. Даже про мать. Только неустанно твердил, что Арамина была самой замечательной женщиной на свете.
Тяжело поднявшись на ноги, Кай оглядел их с отцом скромное жилище. Почти машинально прошел к старому платяному шкафу и достал лежавший сверху походный мешок отца. Не особо стараясь быть аккуратным, Кай загрузил его самой необходимой одеждой, запихнул сверху взятые со стола краюху хлеба и несколько яблок и, завязав мешок суконной веревкой, забросил себе на плечо. Из потайной ниши за очагом он достал старый треснувший глиняный горшок, в котором отец хранил все их сбережения и бегло пересчитал монеты: за годы, проведенные в Старом Гайте, отец скопил сто сорок серебряных и девяносто две медные монеты – целое сокровище для обычного крестьянина. Ссыпав в карман половину медяков, Кай завернул остальные монеты в тонкий батистовый платок и направился к двери. Проходя мимо кровати отца, он лишь на мгновение задержался, почти мимоходом дотронувшись до холодной иссохшей руки.
– Прощай, – прошептал он и спешно покинул дом.
В Старом Гайте у них не было особенно близких друзей, но все же был человек, всегда приходивший на помощь. Вот, и сейчас, Кай тихонько постучал в дверь ближайшего к ним дома, где жил старый лекарь. Очень долго никто не открывал, но, когда Кай постучал в третий раз, уже громче, за дверью раздался скрип половиц, а в окошке мелькнул огонек свечи, а в следующий момент дверь отворилась и на пороге появился слегка сгорбленный старичок в длинной ночной сорочке.
– Кай? – удивился старик. – Даррелл совсем плох?
– Нет, Варгус, – Кай печально покачал головой. – Отец покинул нас…
– Ох… – старик сокрушенно вздохнул и по отечески обнял Кая. – Тут уж ничего не поделаешь, крепись, мальчик мой…
– Я все понимаю, не маленький, – печально усмехнулся Кай и, достав из-за пазухи платок с монетами, вложил их в руку старого лекаря. – Варгус, я знаю, что ты стар, и тебе ни к чему лишние хлопоты, но мне некого больше просить о помощи.
– Да, что ты! Брось эти глупости! Я всегда помогу, чем смогу.
– Здесь много, – Кай накрыл деньги в руке старика ладонью. – Хватит и на проводы отца и тебе на старость. Прошу, организуй все, как следует. Я не могу здесь оставаться…
