– За домом имеются, – откликнулся Феникс. – Еще есть открытые цветники.
– Лилии не несли следов кислотных дождей. Так что нас интересуют лишь оранжереи. Сейчас мы их осмотрим. А после уже договорим.
0101
Оранжерей у Грезецких было целых три: в первой нас встретили персиковые и вишневые деревья, во второй росли ананасы и огурцы. Но зато в третьей, самой большой из всех, нас ожидала удача – здесь под высокими стеклянными сводами находились цветы. Горели огнем гвоздики и маки, тянулись к висящим под потолком лампам мальвы и люпины, вокруг железных колонн, подпирающих чугунные ребра оранжереи, пышно вились гортензии и плетистые розы. Лилии тоже были здесь. Белые и розовые, желтые и красные, оранжевые и тигровые, они занимали весь дальний конец оранжереи.
Я шагнул внутрь. Влажный, спертый воздух пах цветами столь одуряюще, что мне как жителю Петрополиса инстинктивно захотелось надеть респиратор. Несколько раз чихнув, я все же немного попривык к ароматам и вслед за Ариадной прошел к буйным зарослям рыжих лилий.
Мы принялись внимательно осматривать цветы. Вскоре среди них обнаружились стебли со срезами.
Я оглянулся на сопровождающих нас братьев.
– Срезы совсем свежие. Сорт и цвет совпадают с теми, что прислали Галатее Харитоновне.
Платон Альбертович нервно оправил лабораторный халат. Похоже, хозяин усадьбы только сейчас понял всю серьезность ситуации.
– То есть вы предполагаете… – Профессор помедлил, подбирая слова, и, наконец понизив голос, произнес: – …что у меня в усадьбе находится… Убийца?
Ариадна со щелчком улыбнулась и кивнула профессору:
– Удивительно точное и верное логическое построение. Я вижу, свое профессорское звание вы получили не зря.
Хозяин усадьбы промолчал. Удостоив Ариадну тяжелым взглядом, он лишь покрепче сжал медную трость. Моя напарница это, впрочем, совершенно проигнорировала.
Я же, не пожалев брюк, опустился на колени и принялся осматривать клумбу со срезанными цветами. Ариадна последовала моему примеру.
Первая находка не заставила себя ждать: разведя лилии в стороны, я увидел рассыпанный буро-рыжий порошок. Его было много. Пылью он покрывал землю и темные листья лилий. Ногтем я поддел крупинки порошка, осторожно принюхался. Чихнул – похоже, это был самый обычный перец, рассыпанный явно недавно. Вскоре мое предположение подтвердилось. Мы нашли смятый, небрежно разорванный пакетик из дешевой коричневатой бумаги: «Перец красный. Молотый. Жгучий», гласили оттиснутые на нем буквы. Под ними было грубое изображение нескольких лежащих на тарелке крупных стручков.
Прошла еще минута осмотра. Последовала новая находка – из глубины зарослей Ариадна вытащила маленькую плоскую жестянку из-под леденцов. На яркой крышке коробочки была искусно нарисованная юная девушка, облаченная в тонкое, нисколько не скрывающее фигуры платье. Красавица держала в руках огромный, пылающий огнем цветок. Позади юной девушки чернел густой сказочный лес, из которого на красавицу лукаво смотрело огромное желтоглазое чудище.
Поверх рисунка шли вытесненные золоченые медали выставочных наград и большие буквы «Аленький цветочек. Леденцы экстра». Ниже был указан и хорошо знакомый мне изготовитель: «Паровая фабрика наследников В. Л. Кошкина». Я криво улыбнулся – что же, выходит, дело Василия Львовича жило до сих пор.
Я еще раз осмотрел коробочку. Она выглядела весьма дорогой, но затертости по краям говорили, что хозяин использует ее давно. Поддев крышку, я не обнаружил внутри ни леденцов, ни каких-то других сладостей, лишь бархатно блестящую антрацитово-черную пыль. Я чуть-чуть приблизил коробочку к себе и очень аккуратно принюхался: пыль пахла узнаваемо – гарью и подгнившими фруктами. Я обернулся к Грезецким:
