И тут ей пришла в голову странная мысль. Она подошла к большому кусту сирени, отломила длинную сухую ветку и очистила от сучьев. Отыскала в траве крысиную норку и сунула туда длинную, гибкую, похожую на удилище хворостину.
Хворостина уперлась во что-то твердое. Тогда она попробовала воткнуть ее под углом, и со второго или третьего раза ей удалось провести свой прут довольно далеко и, как ей показалось, в направлении к склепу. Она даже удивилась, насколько далеко. В руках у нее остался самый кончик, три-четыре дюйма, не больше.
Мальвина Спаак вытащила свое орудие. Три, а то и четыре локтя, не меньше. Задумчиво поглядела на надгробье – наверняка ее хворостина побывала в могиле.
Никогда в жизни – ни до, ни после – голова не работала так ясно. Значит, крысы проделали ход в склеп. Что там произошло? Трещина? Вполне возможно. Или выпал кусок известки из кладки.
Она легла на землю, вырвала несколько пучков травы, разгребла землю и, подавив приступ страха, сунула в нору руку. Рука ушла по локоть, но до склепа не достала.
Руки недостаточно.
Она трясущимися от волнения руками развязала узелок, достала шапочку с перстнем, надела на хворостину и сунула в нору. Медленно и очень осторожно продвигала ветку дальше и дальше, моля Бога, чтобы не сломалась. И когда весь хлыст почти ушел в нору, ахнула: ей показалось, кто-то вырвал его, как крупная рыба вырывает удочку из рук неопытного рыбака.
Хлыст исчез.
А может быть, она держала его недостаточно крепко, и он просто-напросто провалился в нору под собственной тяжестью?
Нет, она была уверена. Хлыст кто-то вырвал.
И ни секунды не сомневалась кто.
Только теперь ее затрясло от страха. Она лихорадочно затолкала в дыру оставшиеся вещи, кое-как засыпала дерном и пошла в усадьбу. Нет, не пошла – побежала. Побежала стремглав, мало что соображая от ужаса, и до самой усадьбы ни разу не остановилась передохнуть.
На крыльце стояли барон и баронесса. Баронесса всплеснула руками:
– Где вы были, моя девочка? Мы стоим и ждем вас…
– Барон Адриан умер?
– Нет, что вы! Адриан не умер… – Барон пристально посмотрел на нее. – Но сначала скажите, где вы пропадали?
Фрекен Спаак настолько задохнулась от бега, что почти не могла говорить. Но все же рассказала кое-как о странном совете Марит Эриксдоттер. И она до сих пор не знает, выполнила она его или нет. По крайней мере, удалось затолкать что-то из старья в крысиную нору.
– Очень и очень странно… – задумчиво произнес барон. – Адриану намного лучше. Он очнулся несколько минут назад, и знаете, каковы были его первые слова? Он открыл глаза и произнес: «Генерал получил свой перстень».
– Пульс хороший, сердце бьется, как всегда… порозовел, – добавила баронесса, с особенным удовольствием выговорив последнее слово. – Он требует, чтобы вы к нему зашли. Хочет немедленно с вами поговорить. Утверждает, что вы его спасли. Поэтому мы стоим здесь и недоумеваем, куда вы подевались.
И фрекен Мальвина Спаак осторожно вошла в спальню. Адриан уже сидел на постели. Увидев ее, широко раскинул руки.
– Я знаю, знаю! – воскликнул он и обнял ее. – Генерал получил свой перстень, и это ваша заслуга, фрекен Спаак!
Он обнимал ее и целовал в лоб, а фрекен Спаак плакала и смеялась.
– Вы спасли мою жизнь, фрекен Мальвина Спаак. Если бы не вы, я был бы уже остывающим трупом. За такой подвиг никакой благодарности не хватит.
Этот восторг, с каким встретил ее юноша, эта искренняя благодарность, очевидно, притупили осторожность Мальвины Спаак, и она не заметила, что лежит в его объятиях довольно долго.
