Зал предков был пуст. Горящие на алтаре свечи источали мягкое тепло. Они будут гореть весь день, пока не прогорят и не погаснут сами собой. Деревянные скамьи в зале были отполированы до мягкого блеска многочисленными посетителями, присевшими здесь либо помолиться предкам, либо просто отдохнуть. Провинкара вышла вперед и, повернувшись, сурово посмотрела на девушек, которые под ее взглядом встали рядом, касаясь одна другой плечами.
– Итак! Кому из вас двоих пришла в голову эта идея?
Изелль вышла вперед и, сделав глубокий реверанс, ответила:
– Мне, бабушка.
Голос ее звучал столь же ясно и звонко, как звучал в храмовом дворике во время обряда.
– Между прочим, – продолжила она, – я испросила позволения у первого огня. И я его получила. Бетрис посоветовала мне сделать это.
Ди Феррей сурово посмотрел на дочь.
– Ты знала, что произойдет? И ничего мне не сказала?
Бетрис сделала низкий реверанс, полностью повторивший движение Изелль.
– Как я понимаю, я призвана служить принцессе, а не шпионить за ней, папа. Ты же сам мне велел: защищай ее честь ценой своей жизни. Так?
И более спокойным и взвешенным тоном она закончила:
– К тому же, как я могла узнать, что произойдет, пока Изелль не выбила первую искру?
Комендант развел руками и беспомощно посмотрел на провинкару. С столь изощренным юным софистом ему было не совладать.
– Ты старше принцессы, Бетрис, – сказала провинкара, – и должна была должным образом влиять на нее. Внушать ей принципы поведения, коим обязана следовать богобоязненная и почтительная девушка.
Губы провинкары скривились, она с трудом сдерживала гнев.
– Наш егерь, Битим, воспитывает молодых щенков, запуская их в свору старших собак, и те обучают молодняк и прививают им навыки приличного поведения. Похоже, вас нужно было отдать под начало Битима, а не этих бесполезных гувернанток.
– Да, миледи, я согласна! – скромно потупив глаза, проговорила Бетрис, делая очередной реверанс.
Провинкара всматривалась в ее лицо – не иронизирует ли эта девица? Кэсерил прикусил губу.
Изелль глубоко вздохнула и проговорила:
– Если среди главных обязанностей богобоязненной и почтительной девушки есть обязанность терпеть несправедливость и не замечать горя и страданий ни в чем не повинных людей, то, должна сказать, этому меня не учили – ни священник, ни мои гувернантки.
– Еще бы они тебя учили этому! – резко ответила провинкара. В первый раз суровый тон ее речей сменился на нечто более мягкое. Похоже, она желала не столько наказывать, сколько убеждать.
– Но судить, хоть и по справедливости, не входит в твои обязанности, моя милая.
– Люди, в чьи обязанности это входит, похоже, забыли о них, – не унималась принцесса. – Я не молочница. Если мой статус дает мне в Шалионе огромные привилегии, столь же велик и мой долг перед моей страной. Об этом мне говорили и мой священник, и моя наставница.
И она бросила взгляд на леди ди Хьюлтар.
– Я говорила всего-навсего об обязанности хорошо учиться, – запротестовала та.
– А когда священник говорил вам о ваших обязанностях, принцесса, – подхватил ди Феррей, – он не имел в виду… не имел в виду…
– Не имел в виду, что все его наставления нужно принимать всерьез? – с самым невинным видом спросила Изелль.
Ди Феррей запнулся. Кэсерил не смог не посочувствовать принцессе: невинная душа, абсолютно несведущая в делах мира – как те храбрые и наивные щенки, с которыми сравнила ее провинкара. Кэсерил был благодарен судьбе за то, что не имеет к происходящему прямого отношения.
