На стене красовались крошечная мойка, две полочки и полотенцедержатель, на двери – планка с несколькими крючками. Нашлось место и для мусорного ведра.
Вторая половина санузла превратилась в кухню. Ещё одна крошечная мойка слева, самодельный столик – справа, на нём однокомфорочная плитка и современный скоростной электрочайник. На стене – полка с немудрящей кухонной утварью на одного человека. Под столом – малюсенький холодильник без морозильной камеры.
Сама же кухня стала комнатой, куда вместились кровать, столик со стулом и шкаф. Прихожая, маловатая для нормальной квартиры, в данном контексте выглядела шикарно, здесь имелись вешалка, зеркало с подставкой, полка для обуви и какое-то странное ведро, которое оказалось стиральной машиной. В общем, квартиру сделали из кухни и санузла, а комнаты отошли соседней квартире, где и проживала хозяйка.
– Здесь есть всё необходимое для полноценной жизни, – приговаривала Раиса Филипповна, показывая Ольге апартаменты. – И всего четыре тысячи в месяц, таких цен уже давно нет.
Квартирка Оле понравилась: она была тёплая, сухая, уютная, чистая. Свежие, симпатичные, хоть и явно недорогие, обои радовали глаз, все лампочки прятались в круглых плафонах, по домотканому половичку приятно было походить босиком. Ольга перевезла от Нины свои вещи, разложила их по квартире и впервые в жизни почувствовала себя самостоятельным человеком, хозяйкой. Возникло чувство, что здесь, в этом городе, в этой квартире она оказалась не случайно, может, судьба наконец сжалилась над ней и теперь всё будет хорошо.
* * *
Софья Павловна Гельминская очень любила свою работу, она, можно сказать, дневала и ночевала в роддоме, но к роженицам с разговорами никогда не лезла, воспитывать не пыталась, их делами, не связанными с медициной, не интересовалась, имён не запоминала – зачем?
Осмотрев привезённую тремя парнями полумёртвую беременную женщину, она пришла в ужас: такого чудовищного изуверства ей видеть не приходилось. Она сделала всё возможное и невозможное, чтобы сохранить жизнь и матери, и ребёнку, постаралась оказаться рядом, когда бедолага придёт в себя, и впервые заинтересовалась своей пациенткой. Ей пришлось решать вопросы, далёкие от гинекологии, акушерства и хирургии.
С большим трудом она уговорила Марину Княжину не рубить с плеча, а хорошенько подумать. Более того, Гельминская надеялась, что со временем убедит мамашу оставить девочку себе. С мужем было сложнее. Скрывать от него факт изнасилования жены не представлялось возможным, ведь ему наверняка захочется увидеть жену с дочерью хотя бы в окне – ну, и что он увидит? Марина однозначно не сможет изобразить радость от рождения ребёнка. Она вообще не собиралась преподносить мужу бандитское отродье как долгожданную, любимую доченьку. Он должен знать правду, только надо как-то так её изложить, чтобы выйти из ситуации с наименьшими потерями.
Гельминская пригласила Княжина в свой кабинет, усадила на стул для посетителей, глубоко вздохнула и начала:
– Илья Ильич, нам с вами надо очень серьёзно поговорить.
– Да, конечно, я уже знаю, что моя жена и дочь живы, спасибо вам огромное, но, наверное, есть какие-то осложнения? Что-то не так? Говорите как есть, я уже ко всему готов.
– Ко всему ли? Случилось страшное: ваша жена приглянулась одному бандиту, она не ответила взаимностью, и он, позвав на помощь своих дружков, похитил её и взял силой.
