Видя его растерянность, Ариста хотела подать голос, вставить слово в защиту Виталия, но, наткнувшись на холод в глазах горбатой старухи, почувствовала, как этим холодом перехватило ее горло и сковало голосовые связки. Вместо слов наружу вырвался бессловесный сип. Девушка затрудненно дышала, покраснела от усилия, пытаясь преодолеть сопротивление связок, но от этого у нее свело скулы так, что стало невозможно раскрыть рот, кровь застыла в жилах. Старуха после слов Виталия минуту неодобрительно смотрела на Аристу, точно выжимала из нее холодные капли пота, затем повела глазами по углам комнаты, недовольно насупилась, сильно стукнула клюкой по полу:
– Кондрашка, разбойник, это ты суешь свой нос в чужие дела? Дождешься, я укорочу тебе его! Положи грамоту туда, где взял!
Виталий оторопел, не понимая, к кому она обратилась. Но еще больше опешил, когда невесть откуда раздался звонкий голос. Тот был веселым и извиняющимся:
– Прости, старая. Любопытство одолело. Уж очень сильно захотелось прочитать, что писано в государевой грамоте. Поспешил – боялся, унесут ее отсюда.
– Прочитал?
– Прочитал, старая. Грамота от Великого князя Иоанна Васильевича. Писана Григорию Лукьяновичу Скуратову.
– Говорю тебе: положи, где была!
– Не серчай, старая, я уже возвернул ее, где взял.
Ариста и Виталий одновременно посмотрели на стол: грамота лежала в развернутом виде, какой запомнилась до ее исчезновения. Парень судорожно сглотнул слюну, расширил глаза:
– С кем вы сейчас разговаривали?
Старуха повела клюкой в сторону противоположного угла:
– С жильцом вашим. Духом этого обиталища. Кондрашкой кличут его.
– Не обижай, старая. Давно уже я Кондратий. Сколько еще быть Кондрашкой? – раздался голос, в котором слышались обидные нотки.
– Молод ты еще для Кондратия, разбойник! – осадила старуха. – Годками не вышел. Да и дурачиться иногда любитель. – Повернула лицо к Виталию. – Он еще молод, хоть и жилищ поменял уйму: коих уже давно нет, а кои в полном запустении, поскольку остались без хозяев. От силы три сотни годков пролетело от начала Кондрашки. Посему хочет еще иногда порезвиться.
Немного оправившись, не выдержала Ариста, вклинилась:
– Но где ж он? Мы никогда не видели его и сейчас не видим. Стукнув громко клюкой, старуха выдохнула свою хрипотцу:
– Здесь он, разбойник! Покажись, Кондрашка!
– Надо ли, старая? – в голосе было сомнение.
– Не страшись. Плохого ничего не случится.
– Я и не страшусь, старая.
– Вот и дело. Ты свое любопытство утолил в государевой грамоте, теперь утоли и их любопытство. Не сунул бы свой нос, куда не след, – никто б о тебе не вспомнил. А сейчас не обессудь, Кондрашка. Не впервой, поди. Забыл, разбойник, как иногда прежде бывало?
– Ничего я не забыл, старая.
– Тогда и делай, что говорю! – Клюка снова ударила в пол, словно высекала искры.
Вздрогнув от стука клюки, Ариста и Виталий вдруг увидели, как возле комода возникло какое-то существо, похожее на маленького, ростом около тридцати сантиметров, человечка, обросшего волосами, сквозь которые светились круглые глазки и раскрывался большой рот. На голове странноватый головной убор. Ни шляпа, ни шапка – что-то с большой натяжкой напоминающее панамку. Одежда сверху легкая, но непонятного фасона.
– Ты Кондрашка? – вытаращила глаза Ариста.
– Я Кондратий, – раздался в ответ тот же голос, который недавно разговаривал со старухой.
– Прости меня, я хотела сказать «Кондратий», – тут же поправила себя девушка.
