Проклятое ожерелье Марии-Антуанетты - страница 16



– Сколько тебе лет?

– Тринадцать, – покорно ответила Жанна.

– Ты сирота? Твои родители умерли?

– Мой отец умер. – Нищенка наклонила голову. – Он был королевской крови, из рода Валуа. А мать выгнала меня из дома, и вот уже год, как я о ней ничего не знаю.

Женщина сжала губы:

– Бедняжка! Пойдем со мной.

Она обняла девочку и повела в свой дом.

– Ты действительно родственница Франциска I?

Жанна смиренно наклонила головку:

– Да, сударыня.

Они поднимались по мраморной лестнице к тяжелой деревянной двери с ручкой, инкрустированной золотом, и девочке казалось, что сейчас начинается ее восхождение в рай.

– Как тебя зовут, дорогая? – поинтересовалась добрая волшебница. Именно такой она представлялась сейчас маленькой нищенке.

– Жанна де Сен-Реми Валуа, – покорно ответила девочка. – Мой отец пытался вернуть титул, но его старания не увенчались успехом, и он звался просто Сен-Реми.

Лакей в напудренном парике и голубом шелковом камзоле открыл перед ними дверь, и Жанна оказалась в такой огромной прихожей, какой не видела за всю свою короткую жизнь. Блестящие мраморные лестницы вели наверх. Высокие готические окна скрывались под малиновыми бархатными занавесками. Стены украшала причудливая лепка с позолотой. С потолка свешивались хрустальные люстры. Их висюльки блестели, как алмазы, привлекая пламя свечей.

– Жак, отведите эту бедняжку на кухню и накормите ее, – распорядилась дама, снимая с головы платок. – Потом попросите Адриану, чтобы она подобрала ей что-нибудь из одежды. – Она бросила взгляд на чумазые щечки девочки. – Да, и нагрейте воды. Она не мылась, наверное, несколько лет.

– Неправда, сударыня, – осмелилась возразить Жанна. – В теплые дни я всегда купалась в Сене. Отец учил меня следить за собой, ведь мы королевских кровей.

– Что ж, очень приятно слышать, что ты такая чистюля, – улыбнулась женщина. – И я не забыла о твоей родословной. Кстати, я тоже происхожу из знатного рода. Ты в доме маркизы де Буленвилье.

– О сударыня! – Жанна сделала реверанс, и маркиза, смеясь, подтолкнула ее:

– Ну, иди же. Жак устал тебя ждать.

Лакей в голубом камзоле увел девочку на кухню, которая произвела на нищенку не менее сильное впечатление, чем прихожая. Столько утвари и приспособлений для готовки она еще не видела. Ее мать довольствовалась одной закопченной кастрюлей, в которой варила неизменный луковый суп, и одной сковородой. Жак с удивлением наблюдал за странным хозяйским приобретением, рассматривавшим каждую поварешку, каждый прибор.

– Вижу, тебе не хочется есть, – насмешливо проговорил он, и Жанна оторвалась от созерцания роскоши:

– Простите. Каждая вещь в этом доме для меня в диковинку. Если бы вы знали, как жили мои родители…

Жак потер широкий, испещренный красными прожилками нос.

– Садись сюда. Это стол для прислуги.

Он вышел из кухни и через несколько минут вернулся с женщиной средних лет в белом чепчике и фартуке.

– Это Адриана, горничная. Адриана, госпожа приказала накормить эту девочку, вымыть ее и приодеть.

Большие голубые глаза горничной расширились от удивления, на гладком лбу собрались морщины, однако она ничего не сказала, лишь поставила перед Жанной большую глубокую тарелку и плеснула горячего супа. От него исходил такой запах, что девочку замутило. Она давно не ела ничего, кроме хлеба и лука. Схватив ложку, не деревянную и искусанную, как в ее доме, а оловянную, с инкрустированной ручкой, Жанна с жадностью принялась за кушанье. Адриана присела рядом и погладила ее по голове.