– Может, ей плевать на все твои подарки, может, ей нужно что-то… иное?
– Это как так, «иное»?
– Внимание, уход… – Закинув голову назад и глядя в небо, Аклиф ненадолго ушёл в раздумья, пока они шли обратно забирать свои приспособления. – Может, она хочет посмотреть на тебя с другой стороны, не со стороны высокородного.
– Погоди. Ты хочешь сказать, что из меня прямо-таки прёт пафосом и высокомерием, коим обладают эти дворяшки?
– Бестолочь. Я не про это. Ты можешь дать ей всё, что она хочет, лишь в материальном смысле, вот только ей этого не надо. Ей надо… Покажи себя с нищей стороны. Проведи время с Алисией, не тратя ни медяка, погуляй с ней вдоль реки. Заболтай её. И не упоминай своё знатное положение. Это же женщины, они думают всегда по-другому… «по-женски».
– Думаешь?
– А почему нет? Если для тебя это дело чести, то пробуй подходы с разных сторон. Это как игра: не можешь взять с наскока – значит, подкрадывайся.
– Попробую! – Улыбаясь, Олам принялся снимать первую сеть. – Сзади через пять шагов и двух налево стоит капкан.
Аклиф измерил нужные шаги, обнаружив капкан, начал разминировать его.
– Кстати. Что там с кирьестом Гердо?
– А что с ним?
– Ты в него кинжал кинул…
– Ах-х, ты про тот случай…
– Ну да. За что ты его так?
– Случайно получилось. Ну… почти случайно… Он хотел поставить мишени, а я отвлёкся на Алисию, хотел показать, что умею, ну и с разворота метнул кинжал. Не заметил его. Если бы его плеча там не было, я бы попал в яблочко, – с виноватым видом развёл плечи Олам, – женщины до добра не доводят…
Аклиф лишь усмехнулся, засовывая очередные сети в походную сумку.
– Давай сначала к дяде моему заскочим, там тётя сегодня мясной пирог готовит. Просила заглянуть.
– Это я с радостью. Тётушка вкусно готовит!
– Тем более у нас сегодня нет занятий по фехтованию, – с намёком добавил Аклиф Ронас. – Может, ты ещё и мастеру Ситре что-нибудь сделаешь? Его занудные речи уже достали.
– Может, и сделаю. Но сначала нужно хорошенько покушать.
* * *
Сколько времени понадобится, чтобы осознать свои действия и последствия их?
Мгновение? Смена? Десина? Сменарий? Лагрехте понадобилось несколько долгих сменариев. Сотни детей были вырезаны в своих домах, и всё по её воле, всё по её словам. Видение, что ей пришло в злопамятную ночь, было столь правдивым, сколь и невероятным. В эйфории от увиденного она слишком поспешила с выводами. Да, её видения имели свойство сбываться, и многие знали её как «видящую чёрным». Она предсказала многое, очень многое, и не меньше смогла предотвратить. Но то видение было особенным… Оно было реальным, и от этого ещё более пугающим. Не как остальные видения. Оно было настоящим, словно воспоминание вчерашнего дня. Красные небеса лили кровью, огонь пылал ярче, чем свет Руэса, бесчисленные количества трупов замерли в неподвижном состоянии с сохранившимся отпечатком предсмертной агонии в глазах. И лишь один воин, чья воля столь ясна и незабвенна, как тьма забытых границ, как двуликая ночь, кажущаяся тихой и спокойной, но таит в себе опасность… Его нельзя ликовать, его нельзя тревожить. Он один. Совсем один сидел в самой гуще ужасной картины, возвышаясь надо всеми, и взор его пробирал до костей. Глаза, наполненные болью, ненавистью, страхом… и могуществом. Этот взгляд убивает… Само существование этих глаз выворачивает реальность, заставляя душу покинуть тело, навсегда и безвозвратно, колыхаясь от мук неизбежности. Его подолы неведомого плаща кружились в чёрном тумане. Он сидел на камне посреди поля трупов. И глядел прямо на Лагрехту. Словно видел её в своём времени. И позади него бесчисленные души, озираясь, отправлялись к праотцам.
