Проклятые замки - страница 14



Последняя фраза была сказана тихо, практически шепотом, отчего грудь Каролины внезапно покрылась мурашками. Она инстинктивно хотела потереть ухо о плечо, но вдруг задела волосами щеку Марека. Рука замерла в воздухе, и вместе с его рукой потянулась к талии. Каролина испытала невообразимый трепет от таких заурядных прикосновений, и ей хотелось вскочить и закричать, но не от отвращения, а от разрывающих ее тело приятных чувств. Марек наклонился еще ближе, и она почувствовала его дыхание где-то в области своего рта. Ее губы приоткрылись, готовые к тому, что сейчас художник ее поцелует. Но тут он резко выпрямился и вернул ее руку к холсту, черкнув грифелем по нему. Каролина захлопала ресницами и даже покраснела.

– Кривая вышла, неправильная, – заметил Марек. – Продолжайте, продолжайте, не отвлекайтесь.

Каролина постаралась сосредоточиться на наброске.

– А художники все такие?

– Какие – такие?

– Развращенные, – в ее голосе звякнул металл.

Марек немного растерялся и в недоумении попробовал поймать ее взгляд.

– Почему вдруг развращенные? Кто вам такое сказал? Это вы меня так обзываете развращенным?

– Да, вас. Сейчас вы чуть было не соблазнили замужнюю даму.

– Возможно, замужняя дама была не против оказаться соблазненной?

– Да, не против. Возможно, замужняя дама только и ждет, чтобы ее соблазнили.

Лицо Марека запылало. Он не ожидал, что Каролина окажется столь прямолинейной, но это еще сильнее пробудило его вожделение. Когда женское проявление страсти облагалось общественным табу, такие слова вызывали скорее страх и торможение, но только не у него.

«Она подразумевает меня? – подумал он. – Или имеет в виду любого мужчину?»

Урок рисования ненадолго продолжился в тишине. Только грифель в руках отрывисто шуршал по холсту, и можно было услышать тяжелое и напряженное дыхание молодых людей.

– Почему вы молчите? – прервала молчание Каролина. – Скажите, что вы обо мне думаете.

– А что я должен о вас думать?

– Ну, например… что я грязная и испорченная.

– Я так не думаю, – покачал головой Марек.

– Зато я так думаю.

– И каково это: самостоятельно ставить на себе клеймо?

– Забавно. Тебе не так больно слышать, что ты распутна, когда сама давно так считаешь.

– А вы уверены, что вы распутны?

– В мыслях – безусловно. На деле – нет.

– Никто не несет наказания за мысли.

– Это вы где такое вычитали?

– Это фраза на латыни. Выражение крылатое.

– Откуда вам знать латынь? Вы простой художник.

– Я хватаюсь за любую возможность в этой жизни.

– Попасть в этот дом – тоже своеобразная возможность?

– В какой-то степени.

– Значит, вы здесь не только потому, что очень хотите кого-то научить рисовать?

– Я вообще не хочу вас учить рисовать, Каролина, – внезапно отбросил ее руку Марек. – Я считаю, что таким вещам научить невозможно – они идут прямиком из сердца. И если там пусто, то ничего и выйти не сможет. Это талант, дар: вы либо можете, либо нет. Посмотрите, – он постучал пальцами по холсту, – я объясняю вам, как сделать пропорциональный контур, но как только отпускаю вашу руку, все идет вкривь и вкось.

Каролина понимающе кивнула.

– Я знаю, что плохая ученица и неумеха. Я вообще сомневаюсь, что чему-то научусь в этой жизни, не только рисованию. Благодарю за честность! Вы не такой лицемер, как другие.

– Простите, – он испугался, – я не хотел вас обидеть, не понимаю, как это вырвалось.

– Не за что извиняться, вы сказали то, что думаете. Вот что, Марек – говорите мне «ты».