Хранитель памяти, выслушавший все это с величайшим вниманием, на последних словах насмешливо хмыкнул.
– И какой тогда смысл его надевать? Если что с перстнем, что без него ничего не изменится, значит…
– Но этот мир отличается от нормального, – молодой маг, на правах знающего и разбирающегося человека, решительно перебил пленника, – По словам Татьяны, перстень был у тебя на пальце, когда она видела тебя в последний раз в том мире. Перстень, принадлежавший такому сильному магу, как Рейнир, априори не может быть простой безделушкой, хотя бы потому, что некоторое время он впитывал силу своего бывшего хозяина. Велика вероятность, что он мог впитать и твои воспоминания о нормальном мире и, соответственно, надев его, ты их вернешь.
– Не тебе учить меня, как возвращать воспоминания, – Винсент окинул собеседника долгим, красноречиво насмешливым взглядом и, кашлянув, перевел взгляд на девушку, – Я могу поверить тебе, но не ему. У него слишком злые глаза.
Парень, оскорбленный в лучших чувствах, негодующе ахнул и, сделав шаг назад, в возмущении указал на себя пальцем.
– Это у меня-то злые глаза?? Здесь просто нет зеркала, чтобы ты мог сравнить мой добрый, лучистый взор со своим мрачным взглядом! Надевай кольцо, хватит ломать комедию!
– Даже после всего, что я услышал, я не могу надеть его, пока не обдумаю все это! – мужчина упрямо опустил голову, становясь похожим на барана. Юноша закатил глаза.
– Ради святых дельфинов, Винс! Ты ломаешься, как девица на выданье, честное слово! Поверь, ни я, ни Татьяна даже в планах не держим звать тебя замуж, колечко тебя ни к чему не обяжет, – голос его стал слащавым, – Это просто знак внимания от преданных друзей потерявшему память приятелю, брак мы регистрировать не будем. Поэтому надень его, а если не понравится, как выглядит – снимешь.
Хранитель памяти, ощутимо сдаваясь, хотя и против воли, под тяжестью фактов, поморщился, делая неуверенный шаг вперед. Взгляд его, прикованный к перстню, скользнул к одному из людей, убеждающих его этот перстень надеть.
– Значит… ты маг? – он нахмурился, недоверчиво рассматривая юное лицо, лицо человека беззаботного, хотя и жестокого, лицо, казалось бы, совершенно не соответствующее столь важному званию. Людовик легко кивнул. В кивке этом не было ни самодовольства, ни гордости, ни какой-либо напыщенности – для этого юноши его магическая суть, его умения были чем-то самим собой разумеющимся, чем-то не требующим особого внимания. С тем же успехом он мог бы подтвердить свое имя или возраст.
Винсента, впрочем, это не убедило. Он тяжело вздохнул, всем своим видом отражая, что думает о юнцах, приписывающих себе какие-то невероятные умения и неожиданно, очень резко, схватил кольцо с ладони Татьяны.
– Сам-то ты уверен в этом? – хмыкнул он и, подняв перстень на уровень своих глаз, недоверчиво повертел его, изучая со всех сторон. Обнаружив внутри гравировку на латыни, он прищурил один глаз, вчитываясь в нее, а затем саркастически ухмыльнулся.
– «Однажды здесь засияет солнце», ну-ну… многообещающе, – он качнул головой, а затем вдруг внезапным решительным движением натянул кольцо на палец.
Все замерло. Татьяна, стиснув прутья клетки, обеспокоенно взирала на хранителя памяти; Людовик, закусив губу, просто ждал, что же произойдет.
Мужчина, сам честно выждав несколько секунд, хмыкнул и пожал плечами.
– Похоже, вы были правы – это обычная дурацкая безделушка, – он поднял руку с перстнем и, глядя на опал, продолжил, – Я не чувствую ничего… – голос его внезапно прервался, глаза расширились. Рука, поднятая на уровень глаз, едва заметно задрожала, но Винсент этого даже не заметил. Он неуверенным, каким-то дерганным движением поднял вторую руку и, прижав ее к виску, еще пристальнее вгляделся в опал.
