Но тощий и не думал вставать, он лишь удобнее устроился на куче песка и теперь больше полулежал, нежели сидел.
– Выходит, лажу мне травил Костыль? – щелкнув ножом, спрятал лезвие и небрежно бросил в платок, захрустел снова яблоком, как ни в чем не бывало. – Кури, Дубок. Чего ощетинился?
Костыля косинские боготворили. Известный авторитет среди шпаны и жулья. Против него ни один не выстаивал на кулаках дольше пяти минут, а то и одного удара хватало. Отсюда и кличка лихая за ним ходила – костылил любого в драках и всеми на Косе заправлял.
Ватага вокруг рыжего растаяла на глазах, каждый враз нашел себе занятие после упоминания Костыля, лишь два-три верных дружка еще маячили рядышком, но и у тех энтузиазма хватало лишь на то, чтобы поедать незнакомца глазами любопытства ради.
– Садись, земеля, – совсем уже ласково кивнул тот Дубку. – С кем не бывает. Я зла не держу.
Дубок еще колебался, но тоже заметно поостыл, и особой охоты валандаться на песке у него явно не наблюдалось.
– И вы располагайтесь, братва, – сплюнул в сторону Пашкиных дружков незнакомец. – Закуривай.
Это уже прозвучало приказом, но Дубок все же отвернул нос к речке.
– Может, дури хочешь? – прозвучал небрежный вопрос, когда дружки разлеглись на песке и задымили папиросками у ног нового знакомого.
– Не плановой, – резко бросил через плечо Дубок и зло сплюнул в сторону дружков.
– Да хватит тебе. Не кипятись, – изловчившись и цепко схватив Пашку за руку, незнакомец силком свалил его рядом с собой на кучу песка. – При чем здесь плановой – не плановой?
– У него отец за дурь в тюрягу сел, – высунулся услужливо один из дружков поглазастей.
– Заткнись, сопля! – рявкнул на него Дубок.
– То – другое дело, – повернулся к глазастому гость. – У меня дурь другая. Для себя держу. Легкая, как нектар. Кайф словишь – просить будешь всю жизнь.
– Не буду.
– Ну и ладненько, – набивая себе папироску, согласился с Пашкой гость. – А в тюряге кто не был? Только легавые. Там народ хороший обитает. На воле не лучше.
– Скажешь тоже, – Дубок опять зло сплюнул на песок.
– Не веришь? – сняв очки, блаженно затянулся папироской гость, впервые глянул на Пашку внимательней и протянул ему курево. – Дерни.
– Сказал же, не хочу, – отвел руку тот.
– Какой-то ты недоверчивый.
– При рождении уронили.
– Говорил мне Костыль про твоего отца…
– Че говорил?
– Не чекай. Намекал, что сговоримся.
– Ну так толкуй! Что за дело-то? – насторожился Пашка. – Чего за нос водишь?
– Ты прямо ежик, братан, – хлопнул по плечу Дубка гость. – Ну да ладно, водичкой поливать будем, отойдешь. А нет – вон сколько воды-то кругом. Хватит на ежиков, а?
Незнакомец растопырил хищные, прозрачные до костей белые пальцы, поднес к лицу ладонь и уставился сквозь пальцы на речку.
– Колючки у ежей-то расползаются в воде. Когда их топят. Не слыхал?
– Слыхал.
– Вот и ладненько. Смекаешь, гляжу.
– Ты о деле-то? Что Костыль передавал?
– Вот. Уже меняешься на глазах. Это хорошо. Усваиваешь с лету, – похлопал гость Дубка по плечу. – Зови меня Сергеем Николаевичем. Если больше нравится – можешь просто Серегой. Я молодой еще.
Он совсем развеселился, снял кепчонку с головы, ловким кивком хулигански сбросил солнцезащитные очки в платок между ног. Вместо смеха закашлялся натужно, до выпученных глаз и вязкой слюны во рту, которую тягуче отплевывал.
– Че? – уставился Пашка на тощую грудь, татуированную церковными куполами и крестами. – Застудился? Или как?
