Пролегомены эволюции - страница 11
Хаплохромис даже покачал подбородком, оценивая красоту и необычность пришедшей в голову мысли. Но ведь тогда с еще большей вероятностью получается, что где-то существует не менее строгая зависимость моего бессознательного логического контура – и физиологии уже чисто внутренней. Он откинулся на спинку. Последствия этого терялись где-то в дымке в дали.
…Хаплохромис с озабоченным выражением ходил по дну белой лагуны, переворачивая подряд все камни и полузарытые в песок ракушки. Он заглядывал под них, словно что-то искал. Потом ненадолго застывал в беспокойстве и недоумении, осматриваясь по сторонам, и начинал заглядывать снова. На одинаковых давным-давно слежавшихся гребешках белого песка торчали полосатые листья и живые плети, они медленно двигались из стороны в сторону, погруженные в голубое оцепенение. Хаплохромис за ними смотрел тоже, но того, что искал, там не было. И он шел дальше, не пропуская ни одного камушка, ни одной раковины и ни одного уголка тихого вечно спящего мира, словно от его поисков зависел вопрос жизни и смерти.
Что вы ищете? – спросил его один проплывавший мимо Черный Ангел самого мрачного вида. Задержавшись, он какое-то время наблюдал, пытаясь понять, что происходит.
Свою тень, ответил Хаплохромис, озабоченно держась за подбородок. Я хорошо помню, что она была рядом.
Черный Ангел глядел, не понимая.
Если она была с вами, то как она может быть где-то еще?
Хаплохромис не понимал тоже.
А вы не пробовали смотреть там, где еще не были? – спросил Черный Ангел. Предмет поисков как будто стал озадачивать его тоже.
Хаплохромис улыбнулся.
Что моя тень будет делать там, когда я стою здесь?
Черный Ангел покачал головой. Он сказал, и вид его был еще более мрачен и строг:
Вот за это вас никто и не любит. Вы живете так быстро, что даже тень ваша не успевает бежать за вами.
8
Конференция богов не многим отличалась от мероприятий подобного рода, уже не впервые имевших место в этих светлых святых непомерных стенах, освященных мудростью созерцания и умом долголетия. Так же, как и прежде, в длинных узких бойницах и стрельчатых проемах тесных окон лежали чьи-то кости, на костях чьи-то одежды, а голые ряды древних кирпичей и камней сурово смотрели с высоты своих лет на улегшиеся к подножию их пьедестала леса и луга. Так же, как и прежде, в просторном прохладном холле висел негромкий надменный гул голосов, изредка нарушаемый тихим кашлем, скромным звоном металла и взрывами хохота, как всегда, исходившими по большей части от Диониса или кого-то из его не знающих стыда козлозадых лиц сопровождения; так же, как и прежде, там держались непринужденнее других и перебивали громче других, кто-то смеялся, складываясь пополам, на них оборачивались, не переставая двигать губами, хмурили ясные взоры, затем, коснувшись плеча собеседника и неторопливо запахиваясь, шли туда тоже – посмотреть и поулыбаться.
Так же, как и прежде, кто-то утомленно обмахивал себя стопкой листков, кто-то печально молчал, античным движением подперев атлетический подбородок и уперев локоть в колено с ногой на скамье, наблюдая за зеленой полянкой в тени и тем бесстыдством, учиняемым прямо под синим небом парой полураздетых девиц в белоцветных туниках короче всех норм приличия – по одной спелой белой груди вываливалось у каждой всякий раз через глубокий вырез, так что обе уже устали их поправлять. В халкионической и мужественной забывчивости глядел он далеко за оконный проем в толстой кирпичной стене, и не было ничего, что бы рассеяло горечь в его глазах.