После 17 января 1895 года Николай II заявил о себе как ретроград, не понимавший, как и его отец, современных тенденций общественного развития, оттолкнув образованное общество, спровоцировав усиление революционного движения. Первое десятилетие царствования Николая II выявило реакционность и бесперспективность самодержавного режима. Постоянный рост рабочих, крестьянских, студенческих волнений, терактов, либеральных брожений среди образованного общества свидетельствовали о кризисе власти, росте политической зрелости общества, способности его наиболее энергичной и творческой части взять на себя ответственность за участие в хозяйственной и политической жизни, из статистов истории превратиться в ее творцов. Все эти поползновения земщины, либеральных кругов высшая власть рассматривала как попытки к ограничению Богом данной самодержавной власти и, всячески препятствуя актуализации исторически назревших тенденций, еще более обостряла общественные противоречия, повышая температуру социального котла. Категорическое желание молодого царя твердо охранять самодержавные устои не охладило пыл сторонников самодеятельных начал, находивших в последующие годы решительных последователей в различных общественных слоях. Уж слишком кричащи были противоречия полукрепостнической России, чтобы народ и далее смиренно сносил ярмо нужды и различных притеснений, особенно в центральных областях ее.
Бурное экономическое развитие последней трети ХIХ века в корне изменило лицо России. Появился класс буржуазии, рабочий класс, выросла грамотность населения, появился значительный слой образованных людей, возник общероссийский рынок, вовлекший в свою орбиту самые отдаленные части империи; значительно вырос слой студенчества и прочих субъектов исторического действа, для которых стали узки рамки самодержавного режима. Возникли политические партии, нелегальные кружки, ставившие своей целью свержение царизма. Стал возвышать свой голос пробуждающийся рабочий класс. Общество «забродило». Пробил час российского парламентаризма.
Власть не могла не замечать новых веяний, которые коснулись и «твердого поборника самодержавных начал», осознавшего лично или по подсказке более опытных советников, еще помнивших «парламентские томления» на рубеже 70–80-х годов, что игнорировать «бессмысленные мечтания» не удастся, и потому летом 1898 года в беседе с московским губернским предводителем дворянства П. Н. Трубецким Николай II высказывает осторожную мысль о готовности поделиться властью с народом, но это было бы истолковано народом как насилие – интеллигенции над царем (Ольденбург… Т. 1. С. 137). И напрасно он эту мысль не претворил в жизнь! Введение представительного начала только усилило бы авторитет царской власти и вдохнуло бы свежую струю в общество, оживило бы общественную жизнь, привлекло к активной общественной деятельности наиболее творческий элемент из всех слоев населения. Но вместо определенной демократизации общественной жизни в 1899 году Николай II отказывается от расширения местного самоуправления (Ольденбург… Т. 1. С. 193). Черниговское губернское земское собрание 6 декабря 1904 года телеграфирует Николаю II о незамедлительном созыве представителей земств, кризисе в обществе и т. п. Ответ царя: «Не дело земских собраний заниматься вопросами государственного управления» (Богданович… С. 320). И в декабре 1904 года, когда общество буквально бурлило, Николай II продолжает цедить затертую песню: «Да, я никогда, ни в каком случае не соглашусь на представительный образ правления, ибо я считаю его вредным для вверенного мне Богом народа» (Гурко… С. 731). Вот умственные способности вершителя судеб России: «Никогда… ни в каком случае!..» – и через десять месяцев подписал манифест, вводящий конституционную форму правления. Привлечения выборного элемента к государственному строительству требовали и либеральные дворянские круги, о чем свидетельствовала записка МВД в конце ноября 1904 года 23 губернских предводителей дворянства, в их числе московского и петербургского предводителей (Гурко… С. 373).
