Пролегомены российской катастрофы. Трилогия. Ч. I–II - страница 28
Ведущие европейские политики знали о слабых сторонах российского монарха, особенно о его слабоволии, и постоянно использовали их в своих интересах – что союзники, что противники. Так, например, 4 июля 1912 года в финских шхерах имела место встреча Николая II и Вильгельма II. На этой же встрече премьер Коковцов доказывал германскому канцлеру оборонительный характер российской политики, в соответствии с которой по инициативе германских военных деятелей Россия в 1910 году упразднила польские крепости и отвела свой фронт восточнее. В ответ Германия ответила увеличением вооружений и единовременным военным налогом (Коковцов… Кн. 2. С. 66). В канун 1941 года Сталин тоже пытался доказать Гитлеру миролюбивый, оборонительный характер внешней политики СССР относительно Германии и в доказательство в западной части СССР взорвал построенные в 30-е годы укрепрайоны на протяжении 1200 км стоимостью 120 млрд рублей (Григоренко П. В подполье можно встретить только крыс. Нью-Йорк, 1981. С. 231). Чем ответила «признательная» Германия – известно. Удивительное слабоволие проявляли российские цари пред германскими фюрерами!
Объявляя войну Германии, Николай II вторично нарушил завет своего отца Александра III: максимально избегать войн. Россия могла не объявлять войну Германии, проводить скрытно мобилизацию, ускорить выпуск военной продукции и т. п. И пусть падет Париж, пусть падет Лондон, но Николай II должен был ради сохранения армии, интересов страны максимально долго оттягивать начало военных действий на восточном фронте. И уж коли вступил в войну, учреди на территории всей России режим военного времени! Распусти Думу (в России на это даже не обратили бы внимания!) с ее крамольными, антипатриотическими речами, введи жесткую цензуру, запрети забастовки, введи военно-полевые суды с расстрелами за неподчинение властям, усиль столичный военный гарнизон надежными военными частями, введи жесткие наказания за нарушения трудовой и воинской дисциплины и т. д. Вместо этой достойной государственного мужа политики и не в пример союзным государствам, перешедшим на законы военного времени, внутриполитическая жизнь военной России мало чем отличалась от довоенной. Безумствовала Дума, бастовали и митинговали рабочие, беспредельничала пресса. Как будто не было кровопролитнейшей войны, не было величайшего общественного напряжения для борьбы с опаснейшим врагом! Это ли не доказательство несостоятельности Николая II как государственного деятеля, как царя без царя в голове, поддавшегося паническим воплям французов и буквально сломя голову в первые дни войны бросившего отборные части армии в Мазурские болота, где они и нашли бесславный конец?! Благодаря ложно понятому союзническому долгу Николай II в первые же месяцы войны почти уничтожил всю свою гвардию. К 1917 году на фронте находились уже третий и четвертый резервы офицеров (Стаффан Скотт. Романовы. Екатеринбург: ЛАРИН, 1993. С. 197), в основном уже из низших социальных слоев, проникнутых ненавистью к войне и монархии. Когда же Николай II сам запросил у Франции срочной помощи в винтовках в первой половине 1915 года, то французское правительство ответило отказом (Миллер… С. 306). А отказ Англии принять в 1917 году отрекшегося от престола императора вместе с его семьей?! Вот так выполняли свои союзнические обязательства союзники Николая II, и только коронованный российский простофиля продолжал незамедлительно откликаться на постоянные вопли о помощи то французов, то итальянцев, бросая неподготовленные к наступлению войска на вооруженного до зубов неприятеля. Не жалел русской крови российский монарх! Дорого платил русский народ за слабоволие и скудоумие российского самодержца! Как и за его капризы, которыми он пытался компенсировать свои волевую недостаточность и недальновидность. Например, назначением себя главнокомандующим в августе 1915 года или при отправке Балтийской эскадры на верную гибель на восток в 1904 году. Многие отговаривали его от первого шага, ибо постоянное продолжительное отсутствие императора в столице и сосредоточение его внимания на одной, хотя и важной, сфере управления автоматически приведет к ослаблению контроля за правительством, к ослаблению управления страной в целом и т. д. Но, подстрекаемый наущениями царицы о возможном в случае победы над Германией чрезвычайном росте популярности главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и умалении в связи с этим авторитета монарха, Николай II решил лавры победителя стяжать себе. Опять же, великий князь Н. Н. очень неуважительно относился к их «Другу» – обещал его повесить в случае приезда в ставку. Да еще постоянное недовольство генералов чрезвычайно неудовлетворительным снабжением войск военной техникой, амуницией, продовольствием и пр. Не дай бог сплетут заговор! И, поддавшись уговорам царицы, собственным настроениям, вопреки интересам страны, да и самой армии Николай II назначает себя главнокомандующим. Обрекаясь на постоянное нахождение в ставке, император менее всего думал об активном участии в управлении войсковыми операциями. Тайну своего бегства из столицы он приоткрыл 22 февраля 1917 года в объяснении супруге своего очередного, последнего вояжа в ставку: «Мой мозг отдыхает здесь – ни министров, ни хлопотливых вопросов, требующих обдумывания… это мне полезно» (Обнинский В. П. Последний самодержец. М.: Республика, 1992. С. 278). Вот такая проза! По глупости царь ввязался в войну, а теперь не хочет заниматься вопросами разутой и разоруженной армии, топливными и продовольственными проблемами столицы и пр. Мозг устает, отдыха просит… В ставке Николай II избавлен от докучливых докладов, здесь он много гуляет, катается по Днепру, совершает автоэкскурсии и т. п. (Обнинский… С. 275). Что же касается судеб страны, то к ним, в сущности, царь был равнодушен. Ведь все зависит от Бога. Очень замечательная формула для оправдания собственного бездействия, равнодушия, бездарности и чего угодно.