Проломить лед - страница 3

Шарлотта покрутила чашку и вылила кофейную гущу в блюдце. Густая коричневая масса вытекла, образовав почти правильную окружность. Гадание не получилось.

– Мне пора, – сказала Джулия. – Может, тебе в монастырь съездить? Наверняка там есть кто-то, отвечающий за сохранность инвентаря, – с ним и поговори. Хороший завхоз – он как хранитель музея. Заодно атмосферой проникнешься. Анатоль говорит, что нужно чувствовать не только картину, но и место, в котором она находится.

– В монастырях тоже есть завхозы?

– А как же! Только они по-другому называются.

– Попробую! Обед заканчивается, – я побежала. Мужу привет!

И женщины выпорхнули из кафе на теплую солнечную улицу.

У неприметной двери служебного входа Шарлотта задержалась, вдыхая ароматы уходящего лета. Так она оттягивала возвращение в тесную реставрационную мастерскую, с неистребимыми запахами пыли, краски и старой канализации.

За пышными кустами шиповника виднелись главный вход в Галерею и большой сквер со старыми липами. Немногочисленные посетители позировали на фоне гранитной лестницы, срывая через чугунную ограду крупные глянцевые ягоды, и никуда не спешили. Рыжеволосый парень с похожим на игрушечный телескоп фотоаппаратом залюбовался ладной фигуркой Шарлотты и приветливо помахал рукой. Одарив туриста ответной улыбкой, та взялась за дверную ручку и остановилась. Предстоящая поездка в монастырь вызывала смутное беспокойство. Хотелось медленно пройтись по скверу, вдохнуть запах травы и полюбоваться золотыми прядями, появившимися в зелени деревьев.

Совсем скоро кончится еще одно лето. Хорошо бы наконец решиться уйти из Галереи и рисовать иллюстрации к книгам, журналам и обложкам блокнотов, которые люди дарят друзьям на Новый год. У Шарлотты тоже имелся красочный блокнот, в который она записывала свои сокровенные желания, чтобы прошептать их в новогоднюю ночь. Первым пунктом значилось обретение смелости для отправки рисунков в какое-нибудь издательство, вторым – удачное замужество.

Вселенная шепот выслушивала, но понимала как-то по-своему. Папки с великолепными рисунками пылились на шкафах, в очереди воздыхателей значился один только Алекс Стэйб.

Прибывшие через день картины вдохновения не вызвали. На потемневших от времени досках, сквозь слой черной плесени угадывался библейский сюжет. Суровые силуэты угнетали Шарлотту, как Реквием – Моцарта. Чтобы полюбить далекие от жизни и реальности изображения, нужно было пропитаться символикой, поверить в высшее предназначение ветхозаветных персонажей.

Работа в руках Шарлотты шла быстро и легко, только когда ей действительно удавалось «почувствовать» картину. Библейские сюжеты она не чувствовала никогда. То ли потому, что в детстве ее не водили в церковь, то ли потому, что еще один дедушкин друг, по имени Александр, заходя в гости, часто рассказывал забавные истории, случавшиеся в монастыре, где он занимал какую-то непонятную Шарлотте должность. После его рассказов церковь переставала казаться чем-то особенным и благоговения не вызывала. Позднее тот знакомый уехал из города. От дедушки Шарлотта узнала, что Александр крупно поссорился с Юргеном.

Привезенные из монастыря экспонаты выглядели ужасно, на значительной площади рисунок лишь смутно угадывался по остаткам вздувшейся краски. Как удалось довести до столь печального состояния древние изображения, осталось загадкой. Еще сложнее было понять замысел автора и восстановить недостающие фрагменты.