На подернутых зеленой ряской лесных речках не раз показывали ей на огромные поселения бобров. Озера и болота кишели дикими гусями, утками, лебедями и прочей пернатой дичью…
При приближении Суюм птица неторопливо расправила огромные крылья. Она с шумом поднялась, пролетев десятка четыре-пять сажень, опустилась на другое дерево, неторопливо сложила крылья.
Старый глухарь словно игрался с нею, открыто насмехался, и в ней помимо давно проснувшегося охотничьего азарта закипела злость.
Пригнувшись, Суюм крадучись шагнула вперед. Осторожная птица, не подпуская человека на прицельный выстрел, взмахнула крыльями и снова перелетела чуточку дальше. И так повторялось раз за разом…
– От меня не уйдешь! – игра только раззадоривала охотницу, и она шла следом, все дальше углубляясь в урман.
Наконец, воспользовавшись тем, что в одном месте крутые берега лесного ручья, неведомо как, но размытые дождями, нагромоздились целой цепью огромных земляных глыб и уступов, Суюм изловчилась, незаметно подобралась к глухарю, зазевавшемуся и упустившему из вида преследовательницу. Приподняв лук, натянув тетиву, тщательно прицелившись, охотница пустила в него маленькую стрелу.
– Попала! – радость охватила женщину.
Но большая и сильная птица, пронзенная стрелой, не сразу камнем свалилась на землю, а все же попыталась взлететь, взмахнула несколько раз своими размашистыми крыльями и рухнула поодаль на рыжевшую вершину невысокого и плоского глиняного утеса.
– Ох! – протяжный вздох глубочайшего разочарования вырвался из женской груди, когда Суюм подбежала ближе и обнаружила, что крутые стены возвышающегося, как гора, утеса почти отвесны.
В растерянности она даже оглянулась. Стоило ей столько мучиться, чтобы уйти потом с пустыми руками.
– Нет! Доберусь! – охотница упрямо встряхнула головой, бросила на землю свой ставший бесполезным лук.
Вытащила она из ножен тонкий кинжал и, втыкая его в расщелины, ловко и быстро взобралась наверх и с торжествующим криком подняла свою добычу, с трудом удерживая тушку на вытянутых руках.
Глухарь был огромен, великолепен и весил не меньше пуда!
– Вот оное добыча! Все добычам добыча! – воскликнула она.
Держа в руках невиданный трофей, Суюм повеселела. На душе у нее вмиг стало легко. Терзавшее ее внутреннее чувство тревоги отошло в сторону, и она напрочь позабыла про него. А вот зря…
Едва лишь женщина, собираясь спуститься с утеса тем же путем, что и поднялась на него, подошла к его краю и посмотрела вниз, как всю ее веселость мигом сдуло, а на душе отчаянно заскребли дикие кошки.
– У, шайтан! – выдохнула Суюм, увидев, что у подножия, как раз там, где она столь опрометчиво кинула на землю свое верное оружие, покачиваясь на двух лапах, вытягивая вверх косматую и со свалявшейся шерстью морду, стоял заматеревший огромный бурый медведь.
То ли это ей с испуга померещилось, то ли уж и всамделишно хозяин урмана насмешливо подмигнул ей, мол, попалась, больше не будет без его спроса шастать в его владениях, трогать и обижать его подданных.
Оглянувшись по сторонам, Суюм поняла, что угодила в незавидное положение. Несмотря на самый разгар лета и на то, что зверь в эту пору неголоден, косолапый мишка, очевидно, проникся к ее особе вовсе не бескорыстным интересом и уходить никуда не собирался.
Может, медведя привлекла возможность легкой добычи, что крепко держала в своей руке незадачливая охотница, не догадавшаяся сбросить добытую птицу вниз под лапы топтыгину и таким образом постараться избавиться от его нежелательного присутствия.
