– Кто? – спрашиваю я, доставая из кармана телефон, чтобы вести заметки.
– Девушка по имени Сара Кетчум. Семь лет назад ее задушили и похоронили в заповеднике ЛаБаг-Вудс.
– В Нортсайде? – уточняю я, поскольку название парка кажется знакомым. Несколько лет назад я слышала об этом, но всерьез никогда не занималась этим делом. Не помню почему. – Так почему вы решили, что меня это заинтересует?
– Поищите ее онлайн, – говорит Ава.
Ищу, хотя связь в клубе просто ужасная. Через некоторое время на экране телефона появляется фотография из ежегодника. У Сары курносый нос, волнистые светлые волосы, большие глаза и ровные, блестящие белые зубы. Видимо, то самое отбеливание.
Она как две капли воды похожа на Мэгги.
– Когда ее убили, ей было восемнадцать, – продолжает Ава, пока я рассматриваю фотографию.
– Не обижайтесь, но там, где я родилась, куда ни кинь, всюду такие девчонки, – говорю я.
Я сама так выглядела, пока не отрезала волосы, а под глазами не появились мешки.
– Если бы вы десять лет назад что-нибудь кинули там, где вы родились, то непременно попали бы в Сару Кетчум, – отвечает Ава.
Я качаю головой.
– За последние двадцать лет в Сатклифф-Хайтс не была убита ни одна женщина моложе двадцати пяти. – Это я знаю наверняка. Я обязана знать такие вещи.
– Дело в том, что в полицейском отчете написано, что она жила в Палос-Хиллс, – говорит Ава. – Юго-западный пригород, – поясняет она, увидев, что я нахмурилась. – После развода родителей она жила с матерью. Там и училась. Но каждые две недели по выходным и половину лета она проводила с отцом.
– В Сатклифф-Хайтс? – спрашиваю я.
– На Гэлли-роуд, – отвечает она.
У меня чуть сердце не выскакивает из груди. Начинаю кашлять. На мгновение мне становится трудно дышать.
– Гэлли-роуд…
– Сорок шесть-ноль-четыре, – говорит она.
Хватаю ближайшую бутылку – как оказалось, с джином, – и наливаю себе шот. Быстро выпиваю в надежде, что это заставит мозг снова работать как следует. Ава потягивает «Виски сауэр» через тоненькую коктейльную соломинку.
– Господи… – Наливаю себе еще шот. В доме, где я выросла, три балкона, и все выходят на задний двор – целый акр лесистой местности. Если смотреть на северо-запад с любого из этих балконов, то сквозь деревья, за домом Миллеров и участками на Салливан-Вэй, можно разглядеть крыши домов на Гэлли-роуд. – Почему я ничего об этом не слышала? – спрашиваю я.
Эта девушка младше меня всего на четыре года. Заповедник ЛаБаг-Вудс не то чтобы близко к Сатклифф-Хайтс, но это все равно Нортсайд, а значит, я должна была обратить внимание на это дело. Единственная причина, по которой я не стала бы следить за ходом событий, – это если дело уже раскрыли.
– Постойте, убийцу уже поймали? – спрашиваю я, смутно припоминая что-то подобное. Вроде бы я смотрела новости об аресте у себя в общежитии Северо-западного университета.
– Его признали виновным в ее убийстве и приговорили к пожизненному без шанса на освобождение, – отвечает Ава.
– Но он же был подростком, разве нет? – спрашиваю я, воскрешая в памяти образ молодого человека, которого в наручниках вели в здание суда округа Кук.
– Да, – отвечает Ава. – Сейчас ему только что исполнилось двадцать пять.
– То есть это дело никак не может быть связано с Мэгги, и неважно, откуда была Сара Кетчум, – говорю я, чувствуя, как в животе у меня растворяется осколок.
Когда исчезла Мэгги, убийце Сары Кетчум было четыре года. Вместо облегчения я испытываю разочарование. Со мной всегда так – перепады от невероятного возбуждения к отчаянию. Никакого утешения. Никакого теплого, ободряющего порыва.
