– Ты куда пропал? – написала мне Мила.
– Домой приехал.
– В смысле домой? Куда? В Донбасс?
– Да, к родителям.
– Зачем ты туда поехал?.. Я… так боюсь тебя потерять…
– Мне кажется, что я давно себя потерял, Мила.
– Сергей! Это из-за меня? Скажи мне честно. Я же теперь спать не буду. Я каждый день смотрю эти новости, а ты взял и уехал туда, ничего не сказав.
– Тут спокойно. Луганск сейчас уже тыловой город.
– Да несколько дней назад по нему стреляли… Я не прощу себе этого…
– Успокойся, ты тут ни при чем. Мне просто надо было приехать сюда. Понимаешь?
– Какой же ты придурок… Я даже не знаю, как тебе сказать… Я тебя прибью!
– Угрозы, обещания, унижения… Ты точно была влюблена в меня? – попытался я пошутить.
– Я такого никогда не испытывала… Таких чувств смешанных, смятенных…
– Понимаю, я тоже.
Я поехал в библиотеку имени Горького. Всегда мне нравились произведения этого великого пролетарского писателя. Что ни говори, а все равно хорош. Передал кое-какие гостинцы из Воронежа. Директор очень благодарила.
А на следующий день я узнал, что на фронте погиб сотрудник библиотеки. Все мужчины-сотрудники бюджетных учреждений были призваны и защищали сейчас Родину с оружием в руках. Знакомый рассказал, что уже погибло семь университетских сотрудников, а еще одному оторвало ноги.
Моим пристанищем стал бар недалеко от дома. Конечно, выпить стопку-другую я мог и дома, но хотелось сменить обстановку, не сидеть в четырех стенах, не погружаться в черные мысли. Заведение это не претендовало ни на какие лавры приличного. В довоенные времена здесь постоянно кого-то резали, избивали, грабили, а сейчас… Разве все это сейчас имело значение?
Только я сделал первый глоток пива, как у меня за столиком появился сосед. Лицо его было непрезентабельное, под глазом красовался перезревший бланш.
– Не против, родной?
Я кивнул, мол, садись.
– Ну, давай выпьем. А то тут только мы один. Не чокаясь. За пацанов наших погибших.
Мы выпили. Настроения не добавилось.
– Я воевал в четырнадцатом. Потом уволился в запас. Сейчас ходил – не взяли. Почему, не знаю. Я помню… я помню, как возвращал в Россию тело погибшего добровольца. Через границу перевезли, еду к его родне и думаю: «Пусть мать, убитая горем, меня хоть в клочья порвет, но я верну ей тело сына».
И он горько сжал кулак. Выпил. Я пристально смотрел на него. Обычный донбасский работяга, скиталец, выпивоха. Но почему он был мне ближе всей этой гламурной тусовки в дорогих ресторанах, пафосных телок, качков на дорогих машинах? Я глядел в его глаза и видел в них, пусть это банально, душу. Я видел, какую тяжелую эмоциональную работу она проделала. Как он терзался этими воспоминаниями, как он ставил горе других выше своего собственного, и тем самым он в действительности был выше и приятней богемы, возомнившей о себе слишком много.
Как только я зашел домой, мне пришло сообщение от жены:
– Ну, как ты там? Я очень по тебе соскучилась.
И фотография в неглиже.
– Спасибо. Очень кстати, – ответил я.
Несколько часов я провел, разглядывая старые фотографии. Родственников, родителей, свои собственные.
Пришло сообщение от Милы:
– Прости, если я что-то не так сказала. Я очень переживаю за тебя.
Она тоже решила меня порадовать, прислав фотографию, на которой рукой прикрыла обнаженную грудь.
