Приехали Тимофей и Стриж. Маришка уже спала, когда среди ночи в ее комнате зажегся свет. Открыв глаза и пытаясь рассмотреть лица, она не сразу узнала бывших компаньонов.
Сын мамы Марии Тимофей, который однажды спас ее жизнь, выглядел совсем неухоженным. Его лицо заросло неопрятной бородой, а взгляд пугливо бегал по сторонам. Стриж тоже изменился, исчезла его легкая привычная веселость, он выглядел угрюмо и смотрел, хмуря брови. Маришка сразу заметила, что теперь верховодил Тимофей.
– Собирайся, Машка-малолетка, – подергивая за край одеяла, нарушив ночную тишину, вполголоса заговорил Тимофей, – поедем на работу. Хоть ты и не малолетка уже. Сколько тебе натикало, пока ты тут загорала?
Еще не вполне понимая спросонья, что происходит, она ответила:
– Скоро двадцать один будет.
– Старушка уже, – усмехнулся Тимофей.
– Выйди, я оденусь, – наконец-то сообразив, в чем дело, и прикрываясь одеялом, попросила она.
– Оденься, оденься, – усмехнулся Тимофей и добавил двусмысленно: – Да не очень, скоро все равно раздеваться будешь.
Он вышел из комнаты, выволакивая за рукав заржавшего над его шуткой Стрижа.
Когда, надев халат, она вышла в большую комнату, мужчины сидели за столом и курили.
– Собирайся, тебе сказано, – как на собаку рыкнул Тимофей, – че в халате вышла, не май месяц, брюки там, юбку, пальто, и быстрей, назад еще чалить и чалить.
Поняв, что от нее требуют, Маришка отрезала:
– Я никуда не поеду.
– Чего, шалава? – не понял Тимофей. – Ты охренела? Настали тяжелые времена, власти поменялись, только ты и осталась, клофелин никогда не подводил. Ты наша, мы за тебя бабки заплатили.
Маришка резко развернулась и ушла в свою комнату. Открыв чемодан, она схватила деньги и уже хотела идти, но, увидев крест, взяла его и крепко сжала в кулаке.
– Вот, – сорвав резинку, положила деньги на стол перед Тимофеем, – откупные.
Стриж от удивления ухнул, а Тимофей, нервно посмотрев на расползавшиеся по столу зеленые купюры, спросил:
– Сколько здесь?
– Больше двадцати тысяч, – еле сдерживая дрожь, ответила Маришка.
– Ты точно охренела, – недовольно рявкнул он. – Мы за тебя пятьдесят кусков выложили.
Стриж, вспомнив единый и нерушимый тариф на проституток в три тысячи долларов, которые они действительно заплатили за Машку-малолетку, удивленно глянул на Тимофея, но, увидав в ответ тяжелый взгляд, понял, что Тимофей начал крутить девку, опустил глаза и стал пересчитывать доллары.
Наступило молчание. Стриж, слюнявя пальцы, складывал стопки по тысяче и бубнил:
– Штука… две… три… четыре…
Его бормотание усиливало напряжение, и Маришка в ожидании решения ее хозяев, крепко сжимая в руке крест, неожиданно для себя спросила то, что ее совсем не интересовало.
– А где Бык? – вырвалось у нее единственное, что могло разрядить обстановку.
– Бык стал крысой, и его отправили на убой, – не отрывая глаз от денег, рыкнул Тимофей.
– Прирезали Быка, – подняв голову, подтвердил Стриж. – Кто? За что? Как? Полгода как похоронили…
– Считай, считай, – одернул его Тимофей.
– Я считаю. Двадцать три… двадцать четыре… двадцать четыре семьсот, – уложив последнюю купюру в неполную стопку, сообщил Стриж.
– Ну вот, осталось двадцать пять триста, – довольным тоном подытожил Тимофей.
Услышав этот вердикт, Маришка, готовясь вымаливать свою свободу, сжалась и поднесла кулаки к груди. В этот момент Тимофей заметил золотую цепочку, свисавшую из-под ее зажатых пальцев.
