Все знали, что императорскому роду по душе больше черноволосые красавцы и красавицы, но в брак они вступали исключительно с блондинами. Эта рослая, огромная девица не имела никакого отношения к венценосным особам.
– Я должна была победить! Ты оглох?! – снова заорала Селезнёва на целителя. –Убери эту шавку с арены! Быстро! Иначе прикажу отцу казнить тебя за измену!
– Ваше сиятельство… – начал лепетать он.
– Я тебе не сиятельство, – прошипела Мария. – Сделай так, чтобы эта падаль сдохла прямо сейчас.
Я, прищурившись, изучала защитный купол. Судя по всему, он глушил звуки, иначе бы эта девица не стала орать во всё горло о своих связях. Да и угрожать мне расправой чужими руками тоже.
А ведь купол должен был слететь минут двадцать назад, когда я уколола Селезнёву под мышку. Это был чистый ход, чистая победа. Но купол остался на месте. Зато после того, как я опрокинула Марию на землю, сразу прибежал целитель.
Чушь какая-то.
– Либо вы фиксируете мою победу, либо я подам протест императору, – сказала я негромко.
– Закрой пасть! – рыкнула девица.
– Я могу сломать тебе челюсть в трёх местах одним ударом, – проговорила я, приближаясь к Селезнёвой. Меч я уже подняла и взяла его так, чтобы можно было сразу пустить в дело. – Думай, что говоришь и кому. Я победила тебя, сдавайся.
– Отрави её, – выпучила глаза Мария, дёрнув целителя за руку. – Дай ей что-то такое…
Я шагнула к выходу из зоны, а затем резко сместилась в сторону, пропустив мимо себя меч Селезнёвой. На всякий случай подобрав его, я нажала на кнопку экстренного снятия купола. Нам показывали во время инструктажа, что делать, когда ситуация становится смертельно опасной. Именно такой я её и ощущала.
Мне угрожали смертью, причём от рук целителя, который должен был осмотреть мои раны. Так пусть же в протоколе чемпионата будет зафиксирован призыв о помощи. Как уж они будут разбираться с этим дальше – не моя проблема.
Купол исчез, к нам уже бежали судьи и ещё один целитель. На их лицах был ужас, самый настоящий. Это они так за Марию переживают? Точно, взгляды этих поганцев обшаривали Селезнёву на предмет смертельных ранений. Ладно, постою в сторонке, сжимая обожжёнными руками оба меча: я имею полное право забрать себе трофейный меч поверженного врага.
Дальше началось какое-то безумие. Меня обвинили в попытке убийства участника чемпионата, нечестной борьбе и даже покушении на жизнь целителя! Я молчала, на вопросы не отвечала, лишь невинно улыбалась, запоминая каждого одарившего меня косым взглядом или позволившего себе оскорбить меня вслух.
Что они сделают? Дадут мне выпить эликсир правды? Вытащат из сокровищниц какой-нибудь артефакт, распознающий ложь? Или поверят на слово внебрачной дочери канцлера? О, я узнала этот тяжёлый подбородок и близко посаженные глаза. Даже выражение лица у отца и дочери было идентичным.
Я с улыбкой протянула руки для антимагических наручников. Пусть блокируют то, чего нет. Спустившийся со зрительских мест Михаил цедил слова и бросал на меня виноватые взгляды. Ну да, куда ему, солдату, до канцлера и его шавок.
Ничего, отец вмешается – и тогда все эти лизоблюды пожалеют, что посмели обвинить дочь рода Войтовых в несуществующих преступлениях. Когда мне сообщили, что меня отправят в камеру для одарённых, я рассмеялась в голос.
Полгода назад я бежала бы из страны или отдалась с потрохами Максимилиану, лишь бы не попасть в руки ищеек службы безопасности. Забавно, что они добрались до меня именно в тот момент, когда ни Хаоса, ни магии у меня нет.
