– А он сам ушёл? – спросил я. – Или, как говорится, «его ушли»? Отец ничего не говорил.
– Не подскажу, может, и вынудили, может, попался на чём-то, – Устинов пожал плечами и продолжил: – Короче, кто-то развлекал Верхушина беседой, а другой целился из пистолета ему в башку. И итог закономерный. Жалко, что это именно Олега стрельнули, он такие задачки любил щёлкать.
– Олег Верхушин мог думать, что Рудаков здесь один, и хотел его развести на откровенный разговор, – продолжал размышлять я вслух. – Но тут был Борис Кузьмин, который мог угрожать оружием.
Василий Иванович важно кивнул и спросил:
– Ещё заметил кое-что? Важная деталь, но я молчу.
Я огляделся – и заметил, про что он говорил, но не сразу.
– Вот, – я отошёл в угол, где была едва заметна пыль, лежащая правильной, почти квадратной формой. – Сам ковёр был чистый, имею в виду, до того, как его затоптали, пылесосили его регулярно. А здесь в углу куча пыли. Значит, кресло стояло именно здесь. Вот и следы от ножек, – я показал пальцем. – А оно тяжёлое.
Устинов, не говоря ни слова, попытался его сдвинуть, но вышло не очень, сразу начал съезжать ковёр, а на нём остались заметные следы, где ворс топорщился от прикосновения ножек.
Кошка с мурчанием запрыгнула на шкаф и теперь смотрела на нас оттуда.
– Зачем-то принесли на руках, – заключил Устинов. – Минимум два человека. И пыль не придавленная, значит, перенесли сегодня вечером. Знаешь, как-то слабо я представляю, чтобы кто-то заставил Олега Верхушина тащить кресло на руках. Такого не напугаешь.
– Рудаков и Борис Кузьмин?
– У Рудакова грыжа позвоночника была, – он цокнул языком. – Знаю, потому что с ним тогда в области лежали в одной палате, пару лет назад. Вот он тяжести и не носил с тех пор никогда.
– Был кто-то четвёртый? – уточнил я. – Его ещё не хватало.
– И не говори. Ёшки-матрёшки, нам этот четвёртый вообще ни к месту, лучше бы они на троих сообразили.
– Мужики, тут кровь! – раздался чей-то встревоженный голос из прихожки.
Я быстро пошёл туда, но встретил меня весёлый смех – это криминалист Кирилл хохотал сам над собой.
– Вот что называется – не выспался, – он щёлкнул «Зенитом» стоящий на тумбочке телефон с диском. Трубка была измазана красным.
– Это же кетчуп, Кирюха, – укоризненно сказал я. – Там на кухне бутылка «Анкл Бенса» стояла, можешь даже провести анализ… вкусовыми рецепторами, так сказать.
– Да я уже понял, Паха. Кто-то жрал и, не отвлекаясь, позвонил. Там участковый колбасу жрал, я его видел, вот он и звонил, точно он, и не протёр. Убийца бы тут вообще всё вымыл… Хотя всё равно, – криминалист отмахнулся. – Тут всё так лапано-перелапано, что пальчики не снять. Кстати… а это что? – он поправил очки и посветил фонариком.
Вездесущая кошка пролезла под тумбочку, и вскоре выпулила оттуда белый свёрнутый листок, перемазанный красным, тем же кетчупом, и начала им играть. Кирилл подобрал бумажку пинцетом и развернул. Лист тетрадный, в клетку, и с рукописным текстом.
– Почерк знакомый, – сказал я, присматриваясь к нему.
– И чей?
– Мой. Я днём Верхушину записывал свои цифры от пейджера. А фамилию он сам дописал, чтобы не запутаться потом, похоже. Он мог позвонить операторам прямо отсюда, чтобы прислали мне сообщение, думал, что тут всё в ажуре, – задумчиво произнёс я. – Или кто-то оставил сообщение вместо него, чтобы заманить меня. Надо будет запрос днём в пейджинговую компанию сделать.
