– Где все это хранится?
– На даче.
– Ага… – Фирсов отставил чашку. – Значит, дача все еще в его собственности. Где она, кстати, находится?
– В Барвихе.
– Насколько я помню, вы проживаете в той же деревне.
– Если вас интересуют подробности – мы с Ольшанским соседи, – ответила Лионелла.
– Насколько?
– Ближе некуда. Нас разделяет только забор.
Фирсов несколько оживился:
– В таком случае вы многое о нем знаете.
Она вскинула брови, слегка повела головой и отпила немного воды.
– Забор очень высокий.
– Послушайте… – Фирсов отвел разочарованный взгляд и уставился в стену. – Еще вчера я сказал вам, что мне не нужна полуправда. Не желаете говорить – скатертью дорога. Я вас не задерживаю.
Такой поворот событий не входил в планы Лионеллы. Все теряло смысл: скромное платье в горошек и белый кружевной воротник. Созданный образ рассыпался, и Лионелла решила прекратить всякое резонерство. Если она не свидетель, тогда кто она? Лишиться такого развлечения было бы глупо.
– Кирилл – своеобразный человек, – заговорила Лионелла более доверительно. – Не терпит никаких обязательств.
– Значит, у него нет долгов?
– Вовсе нет. К долгам он относится очень терпимо. Я бы сказала, легкомысленно.
– Многим задолжал?
– Слышала – да.
– У вас брал взаймы?
Она решительно покачала головой:
– Никогда!
Тогда Фирсов сказал:
– А мне всегда казалось, что к друзьям за помощью идут в первую очередь.
– Не в нашем случае, – промолвила Лионелла, и то, как сдержанно она поправила волосы, озадачило следователя.
– Объясните, – сказал он отрывисто.
– Ну, хорошо… В юности мы с Кирой встречались.
– Ага… – проронив только одно слово, Фирсов дал понять, что ждет продолжения.
– Нам было по семнадцать, и мы хотели пожениться.
– Не вышло?
– Как видите – нет. Обстоятельства сложились так, что нам пришлось расстаться. – Лионелла холодно взглянула на следователя. – Впрочем, к убийству это не имеет никакого отношения.
– Пока – никакого.
– Мне кажется или вы запугиваете меня? – поинтересовалась она.
– Напоминаю: вы можете встать и уйти.
И даже после этих слов Лионелла Баландовская осталась сидеть.
– Вот видите, вам этот разговор нужен не меньше, чем мне, – сказал Фирсов. – Значит, вы с Ольшанским знакомы давно?
– С детства. Дачи наших родителей были рядом.
– Это я уяснил.
– В те времена все было проще: и люди, и отношения, и привычки. Заборы были не такими высокими.
– Вы знали его деда?
Прищурившись, Лионелла спросила:
– Это любопытство?
– Чистейшей воды, – признался ей Фирсов. – Так знали или нет?
– Знала. И очень хорошо.
– Инессу Ольшанскую – тоже?
– Она жила обособленно, и, когда бывала на даче, к ним никого не пускали. Когда же они с Ефимом Аркадьевичем уезжали на съемки или на какой-нибудь кинофестиваль, мы с Кириллом бегали по всему дому. Я знаю каждый его уголок, картины и предметы искусства.
– Ольшанский оставался с родителями?
– С ним оставалась нянька Матрена. Она была доброй старухой. К тому времени Кира стал сиротой. Он сильно любил свою покойную мать. Однажды я разбила фигурку из ее стеклянной коллекции… – Лионелла грустно улыбнулась. – Кирилл чуть меня не убил.
Услышав телефонный звонок, она достала из сумочки трубку:
– Простите. – И, чуть отвернувшись, поднесла к уху мобильник: – Слушаю, Лев…
– Как дела? – Муж говорил в обычной своей манере, так, словно они расстались этим же утром.
На самом деле супруги не виделись больше месяца. Сначала он уехал по неотложным делам в Швейцарию. Потом она – в Ниццу. По возвращении в Москву Лионелла и Лев разминулись на пару часов: он улетел в Германию, она – в Санкт-Петербург на игру.
