– А что у тебя за новый знакомый, которым интересуется милиция? – не отставала от нее мать.
– При чем здесь милиция? Какое им дело до моих знакомств? И вообще, не беспокойся, он солидный человек. Взрослый. Коммерсант, из Москвы, зовут Платон Витальевич.
– Какой еще коммерсант? Чем точно он занимается?
– Понятия не имею. Чем-то торгует, станками, кажется, – отмахивалась Леля, причесывая перед зеркалом свои золотистые стриженные по последней моде и уложенные крупными волнами кудри. – Да не волнуйся ты так, он мне предложение сделал, очень хочет с вами познакомиться. Я как раз вам сказать хотела, когда папа на меня набросился.
– Замуж? – всплеснула руками Мария Григорьевна. – А учеба? И вообще, Леля, папа считает, что тебе лучше найти умного, порядочного мальчика рабоче-крестьянского происхождения. Лучше рабочего. И лучше сироту. – Не удержавшись, добавила Мария Григорьевна.
– О, боже! Для чего? Чтобы он жил на нашей площади и, сидя за столом, сморкался в скатерть? – презрительно уточнила Леля. – Нет уж.
Мария Григорьевна ее в душе поддержала.
– А Платон Витальевич, он образованный, интересный человек, живописью увлекается. Представь, у его деда была прекрасная коллекция, там даже ваш обожаемый Брюллов имелся, – обернувшись к матери, восторженно рассказывала Леля. – А его прадед был, между прочим, камергером.
– Камергером? Боже мой, какой ужас!
– Не пугайся, об этом никто, кроме меня, не знает. Отец его никогда не служил. Папе Платон Витальевич понравится, он с такой живостью расспрашивал о папином творчестве, о дедушке. О нашем собрании картин, жаль, конечно, что почти все у деда хранилось, надо было заранее у него все забрать и у нас спрятать, хоть под полом, – с горьким разочарованием проговорила Леля.
– Это тебе новый знакомый подсказал? – тут же насторожилась Мария Григорьевна.
– А что такого? Их семья тоже почти все потеряла.
– Леля, где ты познакомилась с этим человеком? И вообще, как давно вы знакомы?
– Ну, около недели.
– Около недели, и замуж?! Леля, ты с ума сошла, это же верх легкомыслия! – Мария Григорьевна почувствовала легкое головокружение. – А ты не подумала, что, может, он специально расспрашивает, а может, это он…
– Нас ограбил? Мама! У нас украли старую шубу, двадцать рублей и белье! Картины вон, целехоньки висят, и вообще, денег у него хватает, видела бы ты, как он одевается. В ресторан меня приглашал несколько раз, в театр, на авто катал. А познакомились мы у Таты Леонидовой, – не моргнув глазом соврала Леля. – Так что не о чем волноваться. А за всяких там пролетариев, – презрительно сморщив нос, проговорила Леля, – лучше утоплюсь, а не пойду, так папе и передай.
Мария Григорьевна только тяжело вздохнула, характер у дочери был капризный и упрямый, как с таким на свете жить?
27 мая 1925 года, Ленинград
– Захар, удалось разыскать ухажера Лели Пичугиной?
– Проследили, – довольно ухмыльнулся Захар. – Ни в каком «Англетере» он не проживает. Снимает комнату на Лиговке, в пяти минутах от Московского вокзала. Хозяйке представился Сомовым Платоном Витальевичем, сотрудником Автотреста, прибывшим в Ленинград в командировку. На вид меньше тридцати, чуть выше среднего роста, чернявый, нос большой костистый, глаза карие, одет хорошо, костюм, шляпа, обут в штиблеты. Я побеседовал с хозяйкой, баба вредная, сперва вообще говорить не хотела. Пришлось пригрозить. Комнату Сомов снял недели полторы назад, при себе имел небольшой саквояж, за комнату заплатил за неделю вперед, в первые несколько дней дома почти не бывал, а теперь спит до обеда, потом пьет чай и до вечера уходит. Когда возвращается, хозяйка не знает, потому что у жильца свой ключ, а она рано ложится. Я попросил Яна Карловича телеграфировать в Москву в Автотрест, проверить насчет Сомова.
