– Да я никого не убивал, матерью клянусь! – Это было выпалено без запятых и пауз на одном дыхании. – Что я, слепой, куда бью, не вижу, что ли? Водила за руку схватился, я ж видел, визжал только, как заяц перепуганный. Я что, не знал, что ли, куда стрельнул? Да я и не хотел, они сами начали… – Круглый осекся, поздно осознав, что с головой полез в ловушку. Черт, ведь он был там в автобусе в маске, ни одна собака б его не узнала среди подельников! Никто б не доказал, что именно в его руке и был пистолет «ТТ» – единственная настоящая пушка, из которой и ранили навылет водителя автобуса. А сейчас он сам по своей же глупости признался, что…
– Шофера ты только ранил, Паша, – перебил его Колосов. – А вот пассажира вы убили. Зверски.
Круглый вытаращился. Однако усилием воли подавил душившие его гнев, досаду и страх и прошипел:
– Какого это еще пассажира, начальник?
– А корейца-то. – Колосов печально наклонил голову, словно это уже было доказанным фактом и никакие возражения Свайкина помочь делу уже не могли.
– Какого корейца? Какого еще корейца?! – взорвался Круглый Павлик. – Прошлый раз айзергуда мне шили… вашу мать… и сейчас…
– Заглохни, – жестко оборвал его Колосов. – Недалеко от того места, где вы остановили и ограбили автобус, найден труп пассажира. Зверски изуродованный, раздетый, обобранный (Колосов, вспомнив о главном капитале наркокурьера, произнес последнее прилагательное с особым ударением). И улик мы там изъяли достаточно, чтобы тебе и твоим недоноскам предъявить обвинение в убийстве.
– Какие улики? Какое обвинение? Какой еще кореец?! – Свайкин затравленно оглянулся на дверь. – Что ты мне снова лепишь? Ты… да я с тобой… Прокурора давай сюда мне, следователя! А с тобой… Да не буду я с тобой говорить, понял – нет?!
– Не ори, Паша. Прокурор с тобой будет разговаривать, но только после того, как ему на стол ляжет твое чистосердечное признание.
– Что ты надо мной издеваешься? – Свайкин понял, что ором и истерикой с этим «убойщиком» не возьмешь, и решил применить иную тактику: – Я ж поклялся: мы и пальцем никого не тронули! Ни разу, ну! За правило взяли: без мокрухи. Да и зачем, Господи? Они ж как овцы – и так все суют, только ствол покажи… И парни мои – Ванька вообще крови не переносит, куренка в деревне у матери зарезать не может… Ты скажи толком, что вы на нас сейчас вешаете такое?
– Сначала, Паша, ты мне толком, хоть и приватно, без протокола, скажешь, как было сегодня утром дело. Не маленький, должен понять – при таком задержании, с таким поличным, – при этих хвастливых словах Колосова Свайкин со скрежетом зубовным вспомнил, как менты изымали у них на дороге оружие и награбленное, – сел ты на этот раз крепко. И проверить мне твои враки – пара пустяков. Говоров-то старший ваш – наркоголик конченый. Шприц только покажи – сдаст всех вас и еще слезы будет лить, что сдавать больше некого.
– А что ж ты сейчас его о мокрухе не спрашиваешь? – находчиво ввернул Свайкин. – Чего ж опять меня мучаешь?
– А его следователь себе забрал, – равнодушно сообщил Колосов. – Там уже протокол пишут. У следователя производственный процесс ни минуты не буксует, это мы с тобой все тары да бары разводим, а там уж признательные показания строчат во все лопатки. И к тому же… тот пистолетик-то у тебя был, Павлик.
Свайкин мрачно хмыкнул. Но еще более получаса потребовалось, чтобы он нехотя, но все же начал откровенничать об утреннем эпизоде.
