– Ну а что же? Столько лет без войны, в благости, по гамбургскому-то счету. Можно и забояться. К тому же издалека у страха глаза велики. Я читал, что там, в Германии, про нас такие ужасы рассказывают, как не забояться! Варвары мы, да и только. Детей в яслях хватаем и на фронт, с деревенскими ружьями да с пушками, еще отлитыми при Петре Первом. Тимур, помню, в молодости больше уважал спортивные дисциплины, нежели математику с историей… Надеюсь, я тебя этим не обидел сейчас?
– Я уже давно на такое не обижаюсь. Не до этого.
– Извини…
– Сказала же, не обижаюсь. Я уже давно не блондинка… К тому же ты прав, я тогда выходила за атлета. Только все равно, как-то обидно – как нашему человеку в такое поверить? Ладно, немцы. Я и в Германии бывала. Встречала там особей, которых еще со времен Екатерины не разморозили. До сих пор считают, что по Москве медведи бродят. И бог бы с ними, так есть другие, у них в подполе форма вермахта, а у кого и под подушкой. На всякий случай. Одна бабка мне так прямо сказала: «Пусть бы русские с украинцами друг друга поскорее перебили, заодно и поляков». Это лет пять назад было. С этих какой спрос? Спрос с Тимура, не с них. Ты же не боишься, а вы одногодки…
– Ты это помнишь?
– А то. У вас с ним дни рождения в один день, только через полгода. Я вообще-то на память пока не жалуюсь, а тут захочешь – не забудешь.
Леонтьев пригубил коньяк, и жидкость насыщенным густым теплом разлилась по его сосудам или, как писали в былые годы, по жилам. Он отодвинулся от стола, откинулся в кресле, закинул ногу на ногу и поинтересовался, не боится ли она, что Лёвочку возьмут под ружье, что дойдет и до такого, в самом деле? У женщины и без того высокие дуги век совсем округлились. Чем-то Юленька в тот миг напомнила ему Торопову. Та похожим образом округляла русалкины глаза, стоило спросить ее что-то, связанное с алгеброй и геометрией. Любопытно, помнит Юленька формулы тригонометрии? Надо будет спросить. Господи, какая чушь лезет в голову!
– Что ты, ему четырнадцать. Ну, полгода, ну еще год и покончим с гадиной, – произнесла тем временем женщина с такой убежденностью, с какой женщинам свойственно убеждать самих себя. А когда Леонтьев не сдержал скептической ухмылки, Юленька обратилась к нему с просьбой, которая прозвучало неожиданно.
– А ты можешь взять Лёву в вашу школу? У вас, наверное, на уроке истории не расскажут про то, что Ледового побоища вообще не случилось, что это выдумка русских патриотов? А в Сталинграде сошлись лбами два диктатора, и оба народа от этого в равной мере страдали и проявляли героизм? И географичка не даст задание расчертить на контурных картах границы тех регионов, которые в разные периоды захватывала российская империя? А вот это как? Выписать имена народов, которых русские цари и вожди поработили? Удивлен? Нет? Вот именно. Поэтому устрой Лёву. Будет к тебе ходить на физкультуру, научишь этим вашим приемчикам, а то отец недоучил. Он парень хваткий, ловкий, не думай. Сейчас может стать и рысью и котом, и, не дай бог, даже кошкой… Я бы хотела, чтобы вышел Лев. Это, конечно, метафора, но ты же и математик? Живешь, как это говорится – в гармонии души и тела? Может быть, увлечешь его вашими циклоидами, чтобы он бросил эту чертову приставку! – в сердцах выплеснула Юленька, так что Виктор Леонидович вздрогнул и поежился. Ах, Юленька! Тело вспомнило времена, когда ему нравилась эта женщина. Нет, то была иная женщина, девушка, которая, однако, существует и сейчас под смуглой и уже не юной кожей. Почему-то ему вспомнилась школа. И, не то чтобы с определенной целью, Леонтьев взялся рассказывать женщине вот какую историю.
