Прощай, Олимп! - страница 19



«Это – перерождение, – произнес Громов, глядя в окно, а пустой кабинет поглотил его слова без остатка. – Да, пожалуй, что так…» – Он покачал указательным пальцем, будто что-то припоминая, подошел к письменному столу, достал из него небольшой блокнот, пробежался пальцами по листам и, открыв нужный, прочел:

Перерождение
Осенний дождь нисходит за окном:
В который раз расплакалась природа.
Болеем мы в такое время года,
Но время года вовсе не при чем.
И тусклый свет, и яркое вчера,
И тела дрожь, и белые туманы.
Тяжелый сон, бессмысленный и рваный,
Петляет бездорожьем до утра.
Мечты и сны, как тени по стене
Приходят к нам без страха и без стука.
Над их истоком бьется вся наука,
Но он сокрыт на должной глубине.
А я сужу по стрелкам часовым,
Считаю дни осенней круговерти.
Прогнозы жизни и угрозы смерти:
Все суета! Все призрачно, как дым.
Сонмы идей, оставленных в столе,
Как стаи птиц в прощальной дымке тают,
Над головой неспешно проступают
Небесным дном в осеннем янтаре.
Прорех в листве все больше там и тут:
Спектакль кончен, декорации снимают.
По улицам, звеня, бегут трамваи
И нас из детства к старости везут…
Пусть неудачен замысел Творца,
За гранью Мира есть благословенье.
За поколением приходит поколенье,
И жизнь бежит по кругу, без конца.
И миг текущий будет возрожден,
Не сломит волю круг перерождений.
Я обречен на сотни возвращений
И, видимо, на вечность обречен.

Он улыбнулся, посмотрев на дату в конце листа, и мысленно подметил: «Мда… а ведь прошло уже десять лет».

В дверь постучали. Аккуратно приоткрыв ее, на пороге появился Андрей:

– Вы просили зайти.

Профессор кивнул, отложил блокнот и жестом пригласил его занять место на диване. Затем, подойдя к окну, опять взглянул на мокрые крыши, немного помедлил и начал партию с «королевской пешки»:

– Что лучше: знать или не знать? – выдал он, поворачиваясь к Андрею и пристально всматриваясь в его глаза.

Аспирант приподнял брови в легком удивлении, посмотрел на журнальный столик, будто пытаясь найти на нем листок с правильным ответом, вновь поднял глаза и, убедившись, что профессор не шутит, отвел взгляд, погружаясь в себя. Наступила тишина. Только дождь нарушал ее своим мягким шелестом.

– Знать. Определенно знать! – ответил наконец Андрей.

– Но ведь тогда ты сам для себя увеличиваешь страдание.

– Мне кажется, Виктор Иванович, что у нас уже когда-то был подобный разговор, – молодой человек начал прощупывать русло дискуссии.

– Нет, такого разговора у нас еще не было!

Андрей еще внимательнее присмотрелся к собеседнику: тот явно был настроен серьезно. Он снова обдумал вопрос и ответил:

– Страдание лишь тогда становится непосильным человеку, когда лишается смысла. А знание как раз возвращает смысл и поэтому является оружием, позволяющим, в конечном счете, одержать победу над страданием.

«Ну что же, – удовлетворенно размышлял про себя Виктор Иванович, – ход неплох, но ты – на моей территории, и я собираюсь тебя обыграть. А все же, несмотря на разницу в возрасте и опыте, ты – достойный соперник. Хотя, почему соперник? Я намерен сделать тебя союзником. Ах, какая глубина и в таких молодых и неопытных руках!» – А вслух продолжил:

– Думаю, Адам и Ева с тобой вряд ли согласились бы.

– Почему же?

– Они вкусили от древа познания и обрекли себя на изгнание из рая. Они уже никогда не смогут вернуться в Эдем: ангел с огненным мечом всегда на страже.

– Да, но ведь они получили возможность пройти путем человека и, в конечном итоге, возможно, обрести новый Эдем.