Прощай, Сколопендра! - страница 3

Знаю, что вы подумали: и дети – полоумные и «куда родители смотрят»?..

А как вам это: перед очередной «Африкой «решил Родитель№ 2 устроить прощальный «сударик» с коллегами (солидные – все, на «мальчишник» пороху уже не хватает). Я, как и положено, ютился у Машки, в «детской»: моя комната была попросту оккупирована.

В разгар торжества (уже пели песни прошлого века: про «компас», «надежду»…) вдруг решили пригласить к столу и нас: «племя младое». И что мы узрели?.. Да Фильку при полном параде: белоснежный халатик (залитый кетчупом: Филя – ел?..), стетоскоп и вполне себе докторский колпачек, съехавший на одну глазницу. Челюсть раскинута «как море широко»: то же – певец!

На следующий день я уже въезжал в свои законные владения.

А вот Филя возвращался в свой шкаф без радости: то падал на меня, обнимаясь, то отстраненно погромыхивал костями… Сидя – такую махину не быстро пристроишь!

А Машка, как назло, застряла у подруги.

Больше всех возмущалась баба Уля, квартирная хозяйка Петьки: «В доме – детки, а лифт – один! Выйдут детки, а тут – здрасте! Квартирант завел собаку…Мотоцикла ему мало!»

– Хоть бы щеночек был, ладно! А тут: большая, черная, лохматая – гоцает по хате что твой страус. И – седой, паразит. А голодный – пожизненно: утром оладьи жарила, так сел у порожка – и без взятки не выпустил!

Общество под липой дружно всплескивало руками – и поплотней усаживалось на лавочке: все ждали «Баскервиля», как определила Мелания Сидоровна, самая культурная женщина нашего подъезда.

Пока дом страдал, Петька занялся дрессировкой. Установил бревно на детской площадке и нещадно гонял своего «пенсионера» по азам сторожевой и караульной. Особенно он старался, когда через площадку бочком пробирался Андрюша. Или из своей бесконечной машины вываливался его новый сосед, взявший в аренду почти весь второй этаж (кроме квартирки бабы Ули). Все его называли ББГ (Большой Белый Господин) и был он каким-то крупным постановщиком – одним из тех, которых город приглашал для проведения ежегодного карнавала.

ББГ любил встревать в споры. Вот и сейчас: перед самым входом в подъезд, затормозил. Огромный, в белой футболке с длинными рукавами, он словно вырастал на фоне окна – и подавался головой куда-то ввысь. А бедный Андрюшка и вовсе за ним пропал. Стал тенью на асфальте. Тогда я высунулся из окна – и увидел всего нового жильца. Вкруг его головы реял бронзовый ежик. Пижон. Он говорил, глядя сверху на лохматое Петькино приобретение:

– Какой ризеншнауцер, какой эрдель – прости господи, – терьер!? Дворняга бестолковая. И имя ему – Бобик!

Но вот здесь он ошибся. Я сам накануне подслушал…(Ничего плохого в этом не вижу: если есть распахнутые окна, будут и распахнутые души.)

(Кстати, стихов не пишу, не цепляйтесь.)

Так вот, Машка возлежала на моем шикарном подоконнике, а Черноухов учил собаку приносить газету. Поставил в центре двора, у самых качелей, нашу умную Меланию Сидоровну, а сам прятался за лавкой. По его сигналу старушка доставала из сумки газету и, подражая письмоноше Зине, тоненьким голоском приказывала растерянной собачьей морде: «Ну, че уставился? Бери прессу – и вперед! К хозяину бегом, чучело морское…».

И он принес! Принес эту газету…Машке! Она перегнулась – и забрала ее. Оба они неравнодушны к моей сестре: Петька и его собака.

Вечером он опять слонялся возле наших окон. Машка мечтательно глядела на закат: только что проводила Андрэ и ждала Катьку, чтобы посплетничать вдоволь.