– Успокойте вы его, ради бога, сестра!
– Я не могу. Он все время кричит. Я сделала ему укол успокоительного. Но он не действует.
Колосов увидел открытую дверь «Скорой» – внутри молоденькая сестра пыталась удержать на руках судорожно бьющееся в каком-то совершенно диком припадке маленькое детское тельце. Этот кричащий ребенок… Это было первое, что он увидел там, на месте. Казалось, детское горло просто не способно издавать такие звуки. И все же…
К Колосову подошли местные сотрудники розыска, начальник Редниковского ОВД. Многие были тоже спешно подняты по тревоге из-за праздничного стола. Среди них Колосов заметил высокого гаишника – тот был бледен, без фуражки.
– Ведь он второй час уже вот так воет, – говорил он одному из оперативников. – А сначала-то все смеялся. Смеялся – страшно было глядеть.
В голосе гаишника – Колосов позже узнал, что его фамилия Луков и что именно он первый сообщил в ОВД о происшествии на трассе, – было нечто такое, что заставило Колосова окончательно протрезветь.
Он оглянулся на «Скорую», оттуда по-прежнему доносился визг, наждаком царапающий нервы.
– Докладывайте ситуацию, – сказал Колосов начальнику ОВД.
Доклад был немного сбивчивым, но очень обстоятельным. Подозвали для объяснений инспектора ДПС Лукова, и он рассказал о том, как свет его карманного фонаря высветил из ночной темноты «этого вот мальчишку».
– Вы не представляете: он смеялся, все время смеялся, а сам весь кровью с ног до головы вымазан. – Голос Лукова дрогнул. – Я испугался, что он ранен, схватил его на руки, начал осматривать. Он цел-невредим, это не его кровь. Оставить я его не мог, доложил по рации в отдел, решил проверить трассу. Ведь откуда-то он взялся, не с неба же свалился! Пошел я вперед, самого его несу на руках и вон там, – он указал в темноту, скупо освещенную фарами патрульных машин, – там, за поворотом, увидел – точнее, едва не наткнулся на иномарку. Это была «Шкода Октавия». Обнаружил я ее примерно на расстоянии метров трехсот от места, где увидел на обочине дороги мальчика. Машина съехала в кювет и там застряла. Я подошел, заглянул через лобовое стекло в салон. За рулем сидела женщина. Она была мертва.
– Авария? – спросил Колосов тихо, уже зная, что услышит совсем другой ответ, иначе его, начальника «убойного» отдела, не вызвали бы сюда среди ночи в эту глухомань.
– Убийство, – ответил за Лукова начальник ОВД. – У женщины множественные раны. Смерть наступила, скорее всего, от острой кровопотери. Там уже работает наш судмедэксперт.
Даже после этой фразы, после ребенка в «Скорой» все еще вроде было, как на самом обычном рядовом месте убийства. Только вот этот жуткий визг, плач – недетский совсем, какой-то просто нечеловеческий, ни на минуту не дававший сосредоточиться на главном – на деле.
– Этот мальчик, он что, сын погибшей? – спросил он.
– Пока ничего конкретного ни о нем, ни о ней установить не удалось. У ребенка, видимо, сильное нервное потрясение. Видите сами, в каком он ужасном состоянии. – Начальник ОВД хмурился. – Да и маленький он очень. От него мы пока ничего не узнали.
– Осмотр что-то даст. Идем, взглянем. – Колосов ускорил шаг и увидел в свете фар бежевую, сильно забрызганную грязью «Шкоду Октавию». Она действительно застряла в кювете. Съехала с дороги и буквально воткнулась в обочину фарами, капотом. Подошел инспектор ДПС Луков.
– Расскажите, что вы здесь обнаружили, – попросил его Колосов. – Фары, как и сейчас, не горели?
