– Твой удар пусть будет первым, – великодушно заявил брат Хедина.
– С‑с‑с… – просвистело существо. – Пус‑сть так…
Ракот не сомневался в себе. За плечами лежали бесчисленные поединки в облике черноволосого и голубоглазого варвара, когда Новый Бог, добровольно себя ограничивая, сражался и побеждал – безумных колдунов, спятивших чародеек, шаманов, заигравшихся в кровавые ритуалы, сошедших с ума и сведших с ума тех Древних, которым они служили. Короли и правители, жрецы, предводители магических орденов – пути многих скрестились с его собственным, и все они оборвались.
Однако коротышка этот поистине бесстрашен. Вышел сразиться один на один, сознавая, что уже, скорее всего, не вернётся, разве что по моей милости, – мелькнула мысль за миг до того, как существо в низко надвинутом капюшоне вдруг сделало одно быстрое и неразличимое движение, выбросив посох вперёд; глазницы черепа вспыхнули ярким, травянисто‑зелёным огнём.
В огне этом словно крылась квинтэссенция всего противоположного Тьме и Мраку, всего, что таил в себе Кипящий Котёл.
Свет, дающий жизнь, но не яростный, жгучий и иссушающий, а нежный, дарующий живительное тепло.
Жизнь, что в равной степени нуждается и в дне, и в ночи; которая вмещает в себя и то, и другое.
Смерть, что есть лишь великое Начало.
И, наконец, сама Тьма, укрощённая, поставленная на службу Жизни.
…Разбирать заклятия на составляющие всегда было уделом брата Хедина. Ракот привык встречать нацеленные в него удары клинком своего чёрного меча, принимая зачарованной сталью то, что составляло саму суть брошенных чар.
И сейчас он ответил как всегда, и клинок возмущённо загудел, россыпь голубых и синеватых рун вспыхнула на тёмном железе. Древняя магия, принимающая разные формы, столкнулась с не менее древней силой, той самой, что заставляет ростки раскалывать корнями неподатливый камень.
В глазах Ракота взвихрился зелёный хоровод, он невольно отступил на шаг, едва успев отразить ещё один удар, направленный теперь в ноги, чёрный меч рухнул, рассекая и дробя чужие чары.
И Владыка Тьмы отступил ещё на шаг.
Это не смертный маг, это даже не какой‑нибудь «перворождённый эльф, изменённый муками и чародействами» с удивительно долгим веком, это…
Ракот отступил и в третий раз, пытаясь разглядеть лицо или хотя бы глаза под низким капюшоном.
– Кто ты?! – вырвалось у него.
Коротышка не ответил. Ловко закрутил посох перед собой, чертя им замысловатые петли и восьмёрки, словно в уличной драке. Из глазниц драконьего черепа изливалось изумрудно‑зеленоватое сияние, оно обволакивало Ракота, обжигало глаза, заставляя их наполняться слезами.
Это лилась потоком чистая беспримесная магия, лишь в самой малой степени обрамлённая некими чарами.
– Постой! – вскричал Восставший. – Постой, зачем это тебе?
Мириады зелёных лучей вонзились в плоть Межреальности, и она стала поддаваться, расходиться, раскрываться, словно могильный ров.
Ракот проваливался, словно Междумирье более не могло удержать его на себе.
Тьма всклубилась у него за плечами, багровые молнии грянули в разные стороны; где‑то далеко‑далеко, в неведомой глуби Упорядоченного из Кипящего Котла вверх рванулся султан тёмного пламени, бездну сотрясал рёв.
Чёрный меч Восставшего с размаху вонзился в теряющую плотность, тающую подобно весеннему снегу твердь Межреальности. Лезвие провалилось, почти не встречая сопротивления, но Владыке Мрака этого хватило, чтобы вырваться из готовой вот‑вот захлопнуться ловушки.
