Не только наша академия, но и другие учебные заведения наверняка сделали также. Поэтому было забавно тайком наблюдать за тем, как в столовой серая курсантская толпа в количестве не менее сотни, задирала носы друг перед другом, пытаясь хоть так выказать превосходство своего учебного заведения. Хорошо, что подобная демонстрация – единственный возможный способ, потому что любое физическое столкновение влекло бы за собой дисциплинарное наказание и соответственно – ухудшение и без того сурового положения. Никто не хотел, чтобы в качестве наказания его засунули в самое пекло.
Перед вылетом с Земли на мой персональный кибер пришло не только измененное назначение, но и личный код курсанта-стажера. Благодаря чему я получила право и возможность добавиться в нужную мне директорию в общегалактической сети и чаты. И все две недели я безвылазно торчала в сети, жадно отслеживая переписку старослужащих в моем секторе пилотов и навигаторов. Погруженная в сеть, я привычно держалась особняком, ни на кого не обращая внимания. Чем, к сожалению, только раззадоривала чужое любопытство. Но никто не знал, куда кого распределят по прибытии на «Дразу», поэтому активности кавалеры не проявляли.
И вот, две недели спустя, те, кто задирал нос при встрече, теперь в одной дырявой лодке и по дороге в столовую держались сплоченной группой в попытке выжить. И смех и грех! Жаль, но хочется лишь плакать, ведь самое страшное еще впереди.
Станция «Рушаз» не обманула тревожных ожиданий трех суток полета. В ангаре, огромном, с множеством стыковочных шлюзов для разного класса кораблей, на десятке автоматизированных платформ ремонтировали беспилотные истребители, мелькали погрузчики, сновали механики и другой обслуживающий персонал.
Нам приказали построиться сразу же, едва сошли с корабля. Временный куратор, оказавшийся старшим помощником капитана транспортника, передал нас, птенчиков, руководителю стажировки и, окинув нас веселой усмешкой, вернулся на судно заниматься разгрузкой. А мы, словно кролики на удава, уставились на офицера, который будет определять нашу службу в этом пекле.
Старший лейтенант. Землянин. Высокий, жилистый, кареглазый шатен, с широким лицом, слабо выраженным подбородком и крупным приплюснутым носом. Сжав тонкие губы в презрительную линию и задрав лицо, он взирал свысока даже на стажеров выше него ростом. Наверняка слишком задранный командирский подбородок заставил ребят напрячься в ожидании больших проблем.
Все военные, пусть еще не нюхавшие пороха, с первого курса учатся определять настроение командира. По движению рук, изменению тона голоса, даже по углу наклона головы. И ядовитую раздраженную гадюку в этом кареглазом офицере мы распознали с первого взгляда.
На его широкой груди, обтянутой плотной черной форменной курткой, старлейские нашивки и эмблема артиллерии – корабельная плазменная пушка на голубом защитном поле. Странно, почему курировать группу выпускников доверили всего-то старлею? Это же приличный объем работы, необходимость взаимодействия с руководством станции и командирами отдельных групп войск, и главное – требуется немалый военный опыт. Хотя как знать, есть же армейский бородатый анекдот: «Лейтенант ничего не знает, все делает. Старший лейтенант все знает, все делает».
Медленно пройдясь вдоль строя вытянувшихся курсантов, уделив особенное внимание трем девушкам и еще больше нахмурившись, наш новый куратор произнес:
