Произошло вчера…
«Стоп, – сказал себе Викентий. – А произошло ли?»
Он прошел в гостиную, где обычно принимал своих клиенток.
Стол, на котором вчера лежала обнаженная девушка по имени Надежда, имел вид совершенно целомудренный и даже деловитый. На гладкой плюшевой скатерти в идеальном порядке лежали колоды карт Таро, магический кристалл блестел согласно прейскуранту и рекламному проспекту, но самое главное…
Все было чисто.
Катастрофически и идеально чисто.
Даже мама Викентия (упокой, Господи, ее душу!) не смогла бы добиться такой идеальной чистоты.
– Не понимаю, – повторял Викентий, бродя по всей своей изумительно прибранной квартире, – не понимаю. А была ли девочка? Надя, Надя, Наденька… Африканская вдова…
И тут бывший психиатр замер над старенькой тумбочкой, что стояла в углу коридора. Потому что на тумбочке лежала очень знакомая вещь. Барсетка Степана, которую тот вчера совершенно точно забрал, прижимая к груди, словно мать – младенца. И Викентий точно об этом помнил!
Викентий, безусловно, был плохим магом. Даже отвратительным. Но как психиатр он свое дело знал. И поэтому понимал, что состояние, при котором человек просыпается в твердом убеждении, что вчера с ним происходило нечто ирреальное, в клинической психиатрии имеет целый ряд определений и вполне поддается медикаментозному лечению.
– У меня переутомление на почве постоянного общения с оккультно-озабоченными клиентами, – самодиагностировался Викентий, осторожно прикасаясь к барсетке, чтобы убедиться в ее материальности. – Следует прервать на время практику, отменить все встречи – и в Тарусу, к двоюродному брату. Жить в деревянном доме с некрашеными полами, по утрам обливаться ледяной водой из колодца, спать на сеновале. Иначе меня самого ждет какой-нибудь мрачный диагноз. Ведь я прекрасно понимаю, что вчера ничего не было! Я проводил клиентку, ту, которую демоны насилуют, потом мы трепались и пили пиво со Степаном, Степан ушел, и вот тогда я услышал звонок и пришла Надежда. Черт, какая Надежда! Не было ее! И нет! Она рассыпалась пеплом у меня в руках, но этот пепел тоже бесследно исчез! А то, что мы не воспринимаем как ощущение, не существует! И хватит об этом!!! И Степан, значит, за своей барсеткой вовсе не возвращался! Померещилось мне это все! Померещилось!!!
Бывший психиатр чертыхнулся и отправился в ванную. Включил прохладный душ, встал под его тугие струи, зажмурился, с удовольствием ощущая, как вода смывает с него все: утомление, ненужные мысли и неприятный запах горелой резины, воцарившийся в квартире из-за происков байкера Митьки. Не глядя, Викентий потянулся к полочке, где висела его корявая губка для душа и стоял полупустой флакон геля «Palmolive Aroma Therapy». Флакон оказался неожиданно тяжелым.
– Что такое? – ругнулся Викентий и потряс флакон.
В полупрозрачной пластиковой бутылочке что-то странно загремело и заблестело.
Викентий протер глаза, открутил у флакона колпачок и вытряс содержимое прямо на дно ванны.
Разумеется, на гель для душа это содержимое походило мало.
Викентий отбросил пузырек, присел на корточки и осторожно, словно боясь обжечься, взял со дна ванны крупный бриллиант, немного скользкий от мыльной пены…
Собрав пригоршню бриллиантов, Викентий стоял под струями душа и задумчиво любовался тем, как драгоценные камни играют, сверкают и дрожат под напором воды. При этом в его сознании возникали отвлеченные мысли вроде того, что на самом деле идею о том, что настоящий бриллиант неразличим в воде, придумали либо жулики, либо люди, никогда не видавшие бриллиантов. А еще Викентий думал о том, как теперь ему расценивать вчерашнее появление Надежды в его доме: как онейроидное помрачение сознания, галлюцинаторный бред или первичный признак реактивной депрессии?
