Вроде нет: после сегодняшнего раннего подъёма, у него был плодотворный забег по магазинам. Он отвёз подарок для Николь, оставил упаковку прямо на постели, рядом бросил чеки. Документы у него всегда с собой. Ладно. Пусть всё будет, как идёт. Всё равно это старая машина: восемь лет – столь преклонный возраст, что такие вещи нужно сдавать антиквару. Ему не хотелось менять "Дьявола" просто потому, что в нём пришлось кое-что переделать самому, что он не счёл нужным доверить фирме во время сборки автомобиля. И делал это Джеф под себя, с учётом особенностей своих привычек и симпатий. Это была хорошая машина, честно послужившая в паре приличных передряг. И хорошо хранившая его жизнь, которую он в своё время так желал уничтожить. Майка, помнится, всегда удивляло его пристрастие к такого рода технике – ему нужно что-то более броское и фешенебельное: он большой любитель пустить пыль в глаза и никогда не ценил рациональной упрощённости в вещах. Может, пришло время "Дьявола" сменить? – всё равно переоборудование салона не соответствовало теперь им с Николь, да и электроника уже морально устарела: машина, рассчитанная на одного не может удовлетворить обоих.
– Зато Стив-то как будет доволен! – Сказал он. – Стив мои автомобильные вкусы всегда терпеть не мог.
– Да нет, спорим, ты всего лишь остался без ужина, а не без машины, – Николь задумчиво хмыкнула. – Сейчас ты посидишь в шкуре Ромео.
– Не хотелось бы, чтобы это продолжалось слишком долго. Хочется жить своей жизнью. – Усмехнулся Джеф, смиряясь.
И засмеялся.
Николь медленно провела по его щеке ладонью и ему вдруг захотелось обнять её, уткнуться лицом в её волосы.
– У тебя есть на диске что-нибудь хорошее из музыки? – Враз охрипнув спросил он, пытаясь отвлечься от внутренней дрожи и успокаивая себя. – Роммштайн или ещё что?
– Сейчас поставим, – серьёзно пообещала Николь.
– Ты прости, – мягко сказал он. – Я недальновидный тип. Давно брился.
Она тихонько засмеялась.
– Мне нравится. Колючий.
Пришёл волшебный вечер: минут сорок им пришлось играть в старые игры, чтобы снять напряжение и скованность. Потом, когда территория была освоена, Джеф почувствовал себя свободнее. В малюсенькой комнате Николь нашлось немало интересного. Они щедро отдавали друг другу ту нежность, которая помогала дышать и жить в разлуке, потом Николь устроила экскурсию по своей жизни, вооружившись парой толстых альбомов, которые извлекла из нижнего ящика встроенного шкафа.
Было интересно наблюдать сквозь глянец фотоснимков перетекание детства во взрослость. Это было совсем не то, что на видеопленке: фотография невероятно меняет лица, запечатлевая один, неуловимый глазом, миг. Некоторые кадры, сделанные дедом, Джефа просто впечатлили. Родственников обычно так восхищает собственное чадо, что они почти не задумываются о художественном оформлении своего восхищения.
Джеф, лежа на постели Николь, разглядывал её фотографии, как картинки хрустальной сферы, смущая Николь своим придирчивым вниманием. Как хороший аналитик, он изучал проявление фамильного сходства, даже независимо от своих желаний, просто неосознанно наблюдал, как оно проступало и преломлялось в чертах Марины и Николь. Насколько было видимо в снимках восьмилетней Николь и восьмилетней Алины.
Вся эта простая жизнь на берегу озера, запечатлённая увлечением деда оформлялась перед ним. Это было хорошее упражнение для мозга накануне дежурства. Он высказывал свои заключения Николь, изумляя её.
