— Ясно, — процедил Гордеев, не прекращая жалеть о том, что спросил о ней.
— А! — Тима протянул Егору бутылку безалкогольного пива, — в боулинге как-то пересекались. Месяца три назад. Был там один, — прыскает и задумчиво косится на Гордея, — только я не догоняю: на какой хер тебе это?
— Соседка же, — глухо тянет Егор, а затем тихо смеётся. Скорее, над самим собой, чем над ситуацией в целом, — просто, чтобы быть в курсе.
— Да ты гонишь! — ещё один удар в плечо. Гордеев морщится и шипит. Рука у Тимы тяжёлая. Ни дать ни взять, — тебе что, Муха приглянулась?!
Под светом уличного фонаря, Егор видел, как вытянулось лицо друга. Как надулись его глазные яблоки, а на роже нарисовалась тупая улыбка.
— Пошёл ты, — оскалился в ответ. Задумался, и вновь перевёл взгляд на её окно. Отсюда был неплохой обзор. Как и с крыши его дома...
Сделал вид, что не слышит громкий хохот друга. Его это почти не волнует. Почти.
Шторы исчезли. И сейчас он видел не мелькающие тени, а отчётливый женский силуэт. Пара секунд и свет в её комнате гаснет. Правильно, Муха. Спать.
— Кто там был? — Егор сделал глубокий вдох и взглянул на Тимофея. Любопытство, несвойственное ему, словно насекомое, заползшее за шиворот. Оно не давало спуску. Не отпускало, раздражая кожу.
— Кто? Ты о чём? — Тима пару раз моргнул, пытаясь понять, о чём его спрашивает Гордей.
— Боулинг, — нехотя произнёс, — ты говорил, что "был там один"... или я что-то путаю?
Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Тима открыл рот...
— Да, этот... имя не знаю. Одноклассник её. Коробеев. Отец у него клинику пластической хирургии держит. Здесь... понял?
Понял. Знает. Они все живут в небольшом элитном посёлке, поэтому тут все друг друга знают. Если не лично, то краями. А у Коробеева мать Егора в своё время нос поправляла.
— И что? — ожидая продолжения, не сводил с Тимона вопросительный взгляд.
— Да, ничего. Вился возле неё... шары подкатывал, — снова заржал во весь голос, — и свои и казённые!
Егор не сдержался и подхватил смех. Сдержанно, но всё же. Выхватил из рук друга тлеющую сигарету и прижался к фильтру губами. Горько затянулся. Горло обожгло. А взгляд то и дело возвращался к её окнам. Что он хочет там увидеть?
Вдруг стало интересно: какая она? Если сам Гордей не маячит на горизонте? С другими?
Зажатая и скромная? Или раскрепощенная?
И даже сам не понимает, почему его это так волнует?
Может, потому что муха выросла и больше не похожа на неказистого кузнечика? Муха? Или кузнечик?
Вчера он сравнил её с бабочкой. Энтомолог хренов.
Но то, что вчера она была чертовски хороша — отрицать глупо. Золотистое облегающее платье, открывающее колени; ноги, хоть и не длинные, но стройные и сексуальные. Открытое плечо, кожа на котором казалась блестящей, словно... шёлк? Всё было как нельзя кстати. Она была слишком ладной. Непривычно привлекательной. Когда она успела?
— Горыныч, я тебя не узнаю, — задумчиво произнёс Тимон, и достал себе новую сигарету, — что за интерес?
— Херня, — Егор отмахнулся, бросая окурок под колёса автомобиля и выдыхая белое облако дыма над своей головой, — муха не гусеница. Бабочка из неё так себе.
7. Глава 6
Три года спустя.
— Ну? — Яна ни без восторга смотрела на свою работу, — как? Не болит уже?
Даниэла коснулась пальцами серьги, украшающей хрящ её уха, и улыбнулась.
— Ну, как сказать. Есть немного. На днях я спросонья зацепила серьгу и боль была такой, что у меня искры из глаз посыпались! Сплю пока на правом боку.
