А вот что насчет моей любви к Макару...
— Прости, я понятия не имела, что мне нужно контролировать свои чувства по отношению к тебе. Это же обычное проявление любви, я по-другому не умею, такой вот я человек, — сказала я и тут же мысленно осудила себя за неуместное "прости".
— Ты никогда не задумывалась, почему в последнее время я рано ложусь спать? — с прищуром спросил Макар, проигнорировав мой ответ.
— Ты говорил, у тебя сбился режим после Гран-при, — ответила, вспомнив о его летней поездке в Монако на гонки. Меня он не взял с собой, поскольку это было еще до предложения.
— Вранье! — гаркнул Макар, разрубая ребром ладони воздух возле себя. — Я жру снотворное, чтобы во сне спастись от твоей навязчивости. А еще от очередной примерки свадебного платья. Меня уже тошнит от всего белого! И вообще, тебе никто не говорил, что видеть невесту в свадебном платье до церемонии — плохая примета?
— Что за чушь? Это все предрассудки! — прорезался мой голос.
Губы Макара расплылись в язвительной ухмылке. Он открыто насмехался надо мной.
— Предрассудки — это твои "вместе и навсегда"! Предрассудки — это на просьбу сделать мне минет получить ответ, что такими вещами занимаются только проститутки. Извини, но я реально выдохся, а вдохнуть нечем, — с беспечностью развел руками в стороны. — Мне отсосали сегодня в клубе. И представь себе, это была не проститутка. Но знаешь, что самое поганое? — отчеканил вдруг яростно, злился как черт на то, что вынудила его вывалить всю грязь.
— Нет... прекрати! Не хочу... не хочу больше ничего знать, — жалобно простонала я, накрывая уши ладонями.
Однако Макар не послушал меня. У него появилась цель довести дело до конца. Поставить жирную точку. Добить меня.
— Я хотел трахнуть ее в машине, но не смог. А знаешь, почему? — поведал он с величайшим спокойствием, но играющие желваки и пульсирующая жилка на лбу давали понять, что он находится на взводе.
Макар плевать хотел на то, что я не желаю выслушивать настолько отвратительные подробности. Ему было пофиг, что каждое произнесенное им слово прочно запечатывалось в моей памяти. Уничтожало похлеще смертоносного яда. Сравнивало меня с землей.
Это унизительно. Лучше сразу в петлю.
— ...Потому что по радио включили песню, которую ты выбрала для нашего первого танца. А она бесит меня страшно! Раздражает до пузырящейся крови! Я слышу ее по десятку раз за день! Ты постоянно напеваешь ее! Она стоит у тебя на звонке, на будильнике. А-а-а-а-а! — драл он глотку, отчего лицо покраснело и вены на шее вздулись. — Она и сейчас играет у меня в башке! Я не знаю, как отделаться от нее!
Боже, до чего мы докатились...
И как после всего заново научиться доверять? Как научиться любить? Как не бояться заботиться о ком-то, чтобы твою заботу не приняли за навязчивость...
Боюсь, уже никак.
Макар выпотрошил меня полностью.
Мои первые серьезные отношения привели меня к полной опустошенности.
— Я лишь мечтала сделать нашу свадьбу незабываемой... И я не видела в этом ничего плохого. Если бы ты хоть раз сделал мне замечание, я бы прислушалась к тебе. Но я не слышала ничего такого. Я думала, ты хочешь того же самого, что и я, — схватилась за голову, боясь, что череп взорвется от стольких мыслей.
— Нет! Как оказалось, не хочу, — отчеканил он резко.
— Зачем же ты тогда делал мне предложение? Зачем тянул... зачем терпел меня столько времени? — вернула на него вопрошающий взгляд.
