Просто Чудо - страница 2

И в самом конце того официального обращения – еще и дополнительный абзац был прикреплен, миролюбивого, где-то даже интимного содержания.

«Ты вот, вместо того, чтобы на нас, древлян, не по делу дуться, взяла бы, красавица, да меня, древлянского видного воина по кличке Мал, сердечным вниманьем своим уважила. Молодая ведь ты еще баба, даже вполне, говорят, на вид гладкая да пригожая. Детишков мне родишь, да еще и внучат мы с тобой, Бог даст, дождемся. А? Ты, этого, губки-то нежные не пузырь, обмозгуй, вдова, предложенье-то. Небось, не козёл какой, паршиво-безродный, к тебе под простынку хочет, а хоть и не то, чтобы уж очень родовитый и светлый, а всё же славный мужик. Нестыдный, сильный, статный. С положением. Всё при нём, пудов на десять с гаком. Герой. К тому же из наших, же, Оль, из местных, в смысле – из нестыдных славян…»

Первое древлянское посольство светлая княгиня Ольга принять отказалась. Отвернулась от него и зарыдала горестно. Принарядившихся к этому случаю послов в землю закопать велела. Заранее при этом не раздевая, не убивая, а прямо так, как были – живьем. В лаптях и с дубинками.

Не пощадила она и второе Малово посольство. Баньку древлянским послам собственноручно затопила, да там же, в дыму и чаду, всех десятерых отборных русоволосых здоровяков-то и сожгла. Ни одной мало-мальской косточки от них не осталось, ни одного самого завалящего хрящика. Одни сплошь чёрные воронова крыла угольки. И седой славянский пепел.

Как поостыл, посыпала себе княгиня бледно-русую свою вдвовью голову этим пеплом, плечи дородные расправила и ясным, моложавым голосом произнесла.

– Следующих введите! Послов. Мириться будем…

И улыбнулась так, как одному только мужу своему, Игорю-покойнику некогда улыбалась. И не на людях причем улыбалась, а там, у себя, в княжеском шатерке, на сладком ночном досуге.

Через третьих этих послов передала княгиня Ольга тогда древлянскому самозванцу Малу свое приглашение. Жду мол, тебя, милый друг, со славной твоей дружиной, со всем гордым да непокорным народом твоим, завтра вечерком у себя. В Киеве. Тебя с товарищами – в княжеском моем шатерке, остальных же древлян – на соседствующей с шатерком полянке. Пировать будем и обеты верности друг дружке давать. Я лично вам стол на много сотен персон накрою, кабанчиков вам зажарю, зайцев, перепелов. И выпивки, понятно, тоже, в достойном количестве и качестве предоставлю. А еще и спою я вам, и спляшу. Мой личный интимный танец «голубку», ту, что я до сих пор лишь для супруга своего в час любви исполняла. И еще как спляшу! Вы мне только для этого танца голубей ваших, искоростеньских, принесите, сих крылатых посланцев доброй воли и мира.

Пернатой живности этой, искоростеньских голубей, обрадованные искоростеньские жители нанесли светлой вдове великую стаю, и всех как на подбор – ручных, ласковых и послушных. По паре от каждого искоростеньского дома.

Древлянский же мятежный заводила и самозванец-жених по кличке Мал аж целую голубятню припёр. Невестин каприз уважив. Без малого две тысячи мелких пернато-крылатых древлянских домашних птиц. Как повод того требовал – всех поголовно – белых.

Ох и разгулялся тогда в Киеве разудалый славянский праздник! На радостях и с добротного княжьего пойла захмелев, веселился народ, от мира и счастья дурея. Пил-ел-плясал аж до рыжей вечерней зарницы.

Пела и плясала, как и обещала, в тот вечер и светлая княгиня Ольга. Вдовье платьишко свое на травку скинула и пред всем народом чудной свой танец «голубку» исполнила. С искоростенькими голубями ласково и как будто от всей души вилась-обнималась. Мягкое ее, белое будто сдобное тесто тело кружилось, с чужими птицами, как с родными играя и обнимаясь, то плыло оно, то взлетало, в занятных движениях качалось и трепетало.