Любимый станет стаей птиц, летая в мае,
Мне в небе улыбнется лик сквозь птичью стаю…
Увижу облик меж ресниц в небесном крае,
Слеза прольётся через крик – я замираю.
Когда-то видеть довелось
Мне "огоньки от папиросы"
Сквозь мглистый сумрак летом в ночь!
По кладбищу носились волки!
Путь из деревни пролегал
В обход по сельскому кладбищу,
И стая в три десятка глаз
Бежала следом за машиной.
Тогда, мне, девочке, с отцом,
Сидящим рядом, было страшно,
А вдруг машина не пройдёт
По колее лесного царства.
Их было много – гнал их голод,
Туман ложился над селом,
Глаза горели вдоль дороги,
И тишина рвалась за мной.
Теперь, глядя на небо ночью,
Когда там красная луна,
Я вижу глаз волчицы томной
И выть хочу: «Спасите нас!»
Поэт ребристой светотени,
Читающий роман,
Стихи завернутой страницы
И пожелтелый адамант.
Любитель нежной-нежной кожи,
Пергамента страниц,
И букв на белом, чёрных линий,
Как абрис чёрненьких ресниц.
Всё это Ваше наслажденье -
Придуманный роман -
Всё это Ваше наважденье -
Всемирный опыт и обман.
Читатель мой, глухой и бедный,
Любитель высших сфер,
Читает в лицах многих песен
Небесной музыки квартет.
Художник, славный, кистью водит
По полотну любви,
И краски в тон его уводят
От горизонта до земли.
Я гимн ему слагаю звонко,
Поэт – любитель муз -
Себя не видит, что по кромке
Ползёт канатоходцем душ.
Первопроходец по нетленным
Дорогам вечных тем,
И барабанщик у Вселенной,
Передающий ритм небес.
Вселенная что вечный клавесин для нас -
А мы как чёрно-белые квадраты в вечном споре.
Для нас пропишут музыку небес с утра,
А мы сыграем чётко и по нотам дирижера.
Что знают клавиши о музыке небес,
Раз не дано услышать им симфонию в мажоре?
Они торжественный танцуют полонез,
Не видя нот времен у композитора в просторе?
Вселенная – и клавесин, и дирижер.
А мы звучим, как ноты разной высоты в миноре,
И лишь сливаясь в многозвучиях сестёр,
В аккордах фатума, в октавах рока близнецовых…
Небесный вальс танцуют люди по судьбе,
А кто-то быстро пролетит, вращаясь на орбите,
А кто-то в детской карусели станет в центр
И пожалеет, что ступил на путь кривых в софите.
-– Сосновый бор стоит давно в неволе –
Сосновый бор стоит давно в неволе,
Нахохлившись под тяжестью проблем,
Снегами скатывают дети горки
То санками, то лыжами до вен
На черепе лысеющего старца,
Укутанного пухом до колен,
Игольчатый зелёный царский саван
Изрешечен от стрельбищ и потерь…
Когда-то старца украшали скалы,
Река с широким донцем там текла,
Его любила, синью брызг ласкала,
Как женка верная, в постель звала.
От скал осталась пропасть и забвенье,
Река согнулась старости вослед,
Старик седой стоит в оцепененье,
Судья немой делам людским сто лет.
На скользком камне я стою -
Внизу холодная водица,
Поток несёт хрусталь на юг -
Вода прозрачная искрится.
Скользит стопа босая в воду -
Отдавшись воле волн на миг,
Горячий пропускаю холод -
Немею – пульс прогрыз мой крик.
Потоку отдаюсь с надеждой,
Бреду по острой гальке… дрожь,
Мне страшно: и поток безбрежный,
И зубы отбивают дробь.
Потоком увлекаюсь сильным
В движении бурливших волн,
Меня несет волна в стремнине -
Иду в течении на боль.
Себя прожаривая хладом,
Потоку отдаваясь вся,
Бреду сквозь толщу вод и камней
Навстречу дальним берегам…
Ещё чуть-чуть – и я на камне -
А там шажок – и я прошла,
Изрезав сердце в кровь и в память,
Свой путь к далёким берегам.
-– Игра ребристой светотени! –
