– Да, – не сразу ответил Данил и, придвинув табурет, сел совсем близко. – Ты и вчера тут сидела и слушала эту магнитолу, и сегодня… Почему?
Неловко усмехнувшись, Даша совсем тихо призналась:
– Она поет мне о любви. Только она одна и поет. – И, вспомнив его обещание, спросила: – Ты еще не приготовил мне подарок?
– Нет, – с сожалением сказал он. – Я не успел. Зато плеер починил.
– Где ты этому научился?
– Не знаю. А этому учатся?
Даша в замешательстве раскрыла рот, потом посмотрела на Данила повнимательнее и с сомнением произнесла:
– Может, и нет… Почему ты назвался вождем племени сахаптинов? Они какие?
– Они настоящие, – уверенно ответил он и в подтверждение несколько раз качнул крупной головой.
– А ты? – с любопытством спросила Даша. – Ты – настоящий?
Он вдруг растерялся и жалобно заморгал:
– Я… я не знаю… Вот ты – настоящая.
– Почему? – Она замерла, ожидая ответа.
– У тебя глаза такие… Настоящие.
– Они у меня карие. А у принцесс всегда бывают синие.
Выпятив большие губы, Данил взглянул на нее с укором, потом не выдержал:
– Ты хочешь быть принцессой? Ты уже не хочешь быть моей женой?
– Хочу, – не смутившись, сказала Даша. Она взяла его руку и, зажав остальные пальцы, направила указательный на окно. – Смотри, там звезда.
Сосредоточенно проследив взглядом, Данил обрадовался:
– Правда, звезда! Маленькая…
– Тебе ее жалко?
– Может, ей нравится быть одной, – задумчиво ответил он. – Это ведь часто бывает.
Даша с тревогой спросила:
– А тебе?
– А мне нравится быть с тобой, – просто сказал он. – Можно, я тебя поцелую?
Не ответив, она повернула к нему лицо, но Данил осторожно прикоснулся губами к ее щеке.
– Вот так. – Он громко, счастливо вздохнул. – Вот теперь я усну.
– Ты уходишь?
«Опять!» – простонала она про себя. Всякий раз, когда за спиной раздавался этот жалобный возглас, у Даши так и сжималось сердце. Стараясь грубостью вытеснить жалость, она твердила слова подруги: «Купила себе порося…» Еще не обернувшись, она поняла, что сейчас Данил попросит взять его с собой.
– Возьми меня с собой…
– А Сережка? – попыталась защититься она. – По-твоему, он один должен сидеть?
Данил умоляюще заглядывал снизу ей в глаза:
– Он поиграет с приставкой. Она хорошо работает! Ему не будет скучно.
– Вот и ты поиграй…
– Я не люблю. У меня не получается.
– Как раз и научишься…
– Зачем?
«Действительно, – согласилась Даша. – У меня ведь тоже это не получается, но я и не собираюсь учиться».
Не позволяя себе окончательно размякнуть, она сердито спросила:
– Даня, почему ты все время сидишь на полу?
– А нельзя? – растерялся он.
– Да можно! Только… Тебе не холодно?
Мотнув головой, он широко улыбнулся, и в глубине слева сверкнула золотая коронка.
«Я ничегошеньки о нем не знаю, – уже без прежней паники подумала Даша. – Может, ему зубы надо лечить или чего-то нельзя есть… Кормлю его, как Сережку».
– Я боюсь вставать, – тихо признался Данил, отведя глаза. – Когда я стою, все кажется таким странным…
«Потому что ребенок смотрит на все снизу, – догадалась Даша. – Он считает естественным такой взгляд».
– Индейцы всегда сидят на земле, – добавил он.
– Как же ты собираешься идти со мной? – Она решила его развеселить. – На четвереньках?
Он громко расхохотался, спугнув кота, и умоляюще заглянул Даше в лицо. Не удержавшись, она погладила его по голове, потеребив щепотью постаревшие волосы. За эти полмесяца странности Данила совсем перестали ее пугать, и Даша уже не находила ненормальным то, что разговаривает, как с сыном, с человеком, который лет на десять ее старше.
